Когда пришло время отправляться в постель, Вильгельма хотели положить в хозяйской опочивальне, но он не согласился, велел выделить ему гостевую комнату. Тогда его расположили в той самой лучшей в доме комнате, которую занимал когда-то злополучный барон. И своим присутствием в ней король как бы снял мрачную память, оставленную предшествующими событиями. А комната с тех пор получила название королевской, и так её называли многие поколения потомков.
Когда утром следующего дня Вильгельм со своим эскортом отправлялся в Лондон, он забрал с собой Рауля де Гранвиля, пообещав Морису, что пристроит юношу к одному из своих доверенных людей, чтобы мальчик быстрее обжился в новом для него мире.
– Пусть привыкает, Морис, – сказал уверенно. – С чужим рыцарем он скорее повзрослеет, поверь мне. Ты же станешь жалеть и оберегать его, а это ни к чему.
Морис согласился с этим. Что тут скажешь? И он хорошо знал, что если Вильгельм взял на себя заботу о Рауле, он проявит её сполна.
А в оставленном королём поместье ещё долго не утихали разговоры о посещении монарха. Люди были горды тем, что видели короля так близко, некоторые даже сидели с ним за одним столом.
Только Морис и Эльгита не ощущали, казалось, ничего, кроме собственного, накрывшего их с головой счастья. В эту ночь у них состоялось, наконец, столь долго ожидаемое супругом слияние, которого так боялась Эльгита. Теперь она удивлялась себе – почему так долго отказывала в этом сказочном наслаждении и ему, и себе? Всё оказалось просто и совсем не страшно, когда она поняла, что любит этого мужчину, и предложила ему себя, открылась без колебаний. Морис поначалу был очень осторожен и нежен, но когда понял, что жена отвечает на его страсть, дал волю своему давно сдерживаемому желанию, и они вдвоём улетели под небеса. Он был ненасытен. Она тихонько смеялась счастливым грудным смехом и вновь и вновь отдавалась ему, отдавалась безоглядно и радостно. С этого дня началось их настоящее счастье, и они не могли насытиться друг другом. Дел в поместье было великое множество, но иногда среди бела дня эти двое, переглянувшись, вдруг исчезали в опочивальне и появлялись часа через два с виноватыми, но счастливыми лицами. О ночах и говорить нечего, они были горячи и сладки.
К середине лета стало ясно, что Эльгита в тягости. Морис был на седьмом небе от счастья. Эльгита гордилась тем, что носит в себе новую жизнь и готовится подарить мужу сына. У неё даже сомнений не было, что родится сын, – от таких горячих слияний, когда они полностью растворяются друг в друге, иного и ожидать не приходится.
