Демостратом, низкорослым, толстым, с носом, как у свиньи. Несмотря на уродливую, как у Гефеста, наружность, это был человек жизнерадостный, даже комичный, а его суда содержались в образцовом порядке — от здоровых и бодрых гребцов, которые все были свободными гражданами, до парусов с изображением сидящей Афины вдвое выше человека. Эти паруса плыли над черными корпусами кораблей, как флаги богини.
Демострат сразу согласился преследовать македонские триремы.
— К концу лета у него их будет больше, попомни мои слова, — сказал толстый моряк. — Как только увижу его корабли, тут же их потоплю.
— Да пребудут с тобой боги, — ответил Киний. — Начинается прилив. Не стану тебя задерживать.
— Приятно встретить полководца, знающего море. Это правда, что ты гражданин? Останешься здесь? В Пантикапее ты становишься очень известной фигурой.
Киний пожал плечами.
— Думаю, я здесь, чтобы остаться.
— Приятно слышать. Не обижайся, я не о тебе, конечно, наемнику трудно доверять.
Киний встал на весельный борт и перепрыгнул на пристань.
— Пришли весточку, когда начнешь действовать.
Демострат помахал рукой.
— Я и раньше играл в эту игру. До середины лета получу еще три судна — если получу — и разделаюсь с его флотом, смогу плавать до самого Босфора. — Он усмехнулся. — Моим парням хотелось бы захватить несколько торговых судов.
Киний повернулся к Никомеду, который сопровождал его на пристань, чтобы познакомить с навархом.
— Он больше похож на пирата, чем на купца.
Никомед рассмеялся.
— А он и был пиратом. Пантикапей сделал его навархом, чтобы он бросил разбойничать на море.
Он продолжал смеяться.
Киний понял: они думали, он это знает; говоря о наемниках, толстяк подсмеивался над ними обоими.
— Полагаю, опытным и знающим он не только кажется.
Никомед кивнул.
— Он истинный ужас. Охотился на мои корабли.
— А как ты его остановил?
Никомед скорчил рожу и подмигнул.
— Было бы неучтиво рассказывать. — Он посерьезнел: только дела. — Завтра выступаю со своим отрядом. И хочу выразить озабоченность — серьезную озабоченность. Пойдем ко мне.
Киний вслед за ним стал подниматься по холму от порта. Никомед — влиятельный человек, и им пришлось пройти сквозь строй просителей, деловых партнеров, нищих всех сортов и мастей — и на это ушел целый час, который Киний не мог позволить себе потратить.
Оказавшись в комнате, украшенной отличной, хотя и малопристойной мозаикой и мрамором, Киний с чашей изысканного вина прилег на ложе. Он старался сохранять терпение — Никомед не просто один из его военачальников, но после архонта и, возможно, Клита — самый влиятельный человек в городе. Вероятно, его состояние не меньше, чем у богатых афинян.
