Страянка отдала ей лук, повернулась, сунула руку в рукав и надела куртку на плечо. Потом — без оружия — поехала к Кинию.
Он, точно вежливый гость на симпосии, продолжал криками выражать свое восхищение. У него за спиной кричали другие жители Ольвии.
Но когда она подъехала ближе, Киний замолчал. Брови у нее такие, какими он их помнит, нос длинный, греческий, лоб чистый и высокий. Но как он мог забыть, какие у нее огромные глаза? И черные точки в их темной лазури?
Киний не знал, что сказать. Но он должен был сказать что-нибудь.
— Передай, что я не видал лучшей стрельбы.
Голос его звучал чисто и сильно. А он удивлялся, что вообще сумел заговорить.
Ателий заговорил по-сакски. Киний теперь знал достаточно слов, чтобы понять: его похвала передана без прикрас.
Страянка подняла брови и ответила Ателию, не отрывая взгляда от Киния.
— Она говорит, что много стреляет, когда долго ждет. — Ателий как будто нервничал больше Киния. — Говорит, что уже загрузила повозки, чтобы уйти. Потом увидела, что мы идем. Она спрашивает, можем ли мы ехать или нам нужно отдохнуть.
Киний не сводил с нее глаз.
— Скажи: мне жаль, что мы опоздали.
Ателий повиновался. На этот раз он говорил долго.
Страянка подняла руку и остановила его. Потом тронула свою кобылу с места.
Жеребец Киния оскалил зубы и принюхался, как можно дальше вытянув шею к кобыле, несмотря на то что Киний твердой рукой держал узду.
Кобыла сначала отшатнулась, потом со скоростью мысли повернула голову и укусила коня Киния в шею; жеребец заржал, шагнул назад, и Кинию пришлось постараться, чтобы усидеть в седле.
Страянка заговорила. Киний узнавал знакомые слова — кобыла, жеребец.
Сакские воины рассмеялись. Один из них смеялся так, что свалился на землю, а остальные, показывая на него, смеялись еще сильней.
Киний справился с жеребцом и повернулся к Ателию. Он чувствовал, что жарко покраснел. Страянка тоже смеялась.
— Что она сказала? — спросил Киний.
Ателий хохотал так, что закрыл глаза и обеими руками цеплялся за гриву лошади.
— Что она сказала? — снова спросил Киний, на этот раз голосом «для войны».
Ателий перестал улыбаться и сел прямо.
— Она пошутила, — ответил он после некоторого замешательства.
Саки продолжали смеяться. Хуже того, кто-то из саков перевел шутку ольвийцам. Люди постарше пытались скрыть смех, молодежь не могла справиться с собой.
— Это я вижу! — резко сказал Киний.
Страянка повернулась к женщине-трубачу, отдала несколько приказов, потом снова повернулась к Кинию и, когда он взглянул в ее синие глаза, улыбнулась. «Не будь ослом», — сказал он себе. Но внутри кипел и не мог ответить на ее улыбку.
