Цель – Мавзолей и далее… Из морока постмодернизма в окопы Донбаса | страница 31




Здесь мы совершенно отходим от общего повествования и чуть ли не меняем жанр, но… опять же обратимся к ветру, в его власти многое. Когда-то он был свидетелем свирепой братоубийственной гражданской войны, породившей голод, тиф, разруху. Он выл над трупами людей и лошадей, ревел в разбитых, обезлюдевших жилищах, он видел многое. Ветер развернет веер картинок и сцен того времени, эти записи собрал Максим, но ветер вдохнет в них жизнь. Читатель, запасись терпением, попробуй услышать музыку ветра, она поможет впитать суть прошедшего.

А.И. Куприн:

«В первый и, вероятно, в последний раз за всю мою жизнь я пошел к человеку с единственной целью поглядеть на него… Просторный, мрачный и пустой, в тёмных обоях кабинет. Три чёрных кожаных кресла и огромный письменный стол. Из-за стола поднимается Ленин. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги, так ходят кривоногие прирожденные всадники. Во всех его движениях есть что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть, ловкая неуклюжесть медведя. Он маленького роста. Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина. Скуластость и разрез глаз… не слишком монгольские; таких лиц много среди «русских американцев». Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно огненно-красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты.

Разговаривая, он делает руками близко к лицу короткие, тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные. Но на глаза его я засмотрелся. Другие такие глаза я увидел только раз, гораздо позднее. От природы они узки, кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть вследствие скрываемой близорукости, и это вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и хитрости. Но не эта особенность меня поразила в них, а цвет их зрачков. Подыскивая сравнения к этому густо и ярко оранжевому цвету, я раньше останавливался на зрелой ягоде шиповника. Но это сравнение не удовлетворяет меня. Лишь прошлым летом в Парижском зоологическом саду, увидев золото-красные глаза обезьяны-лемура, я сказал себе удовлетворительно: „Вот наконец-то я нашел цвет ленинских глаз!“ Разница только в том, что у лемура зрачки большие, беспокойные, а у Ленина они – точно проколы, сделанные тонкой иголкой…»