– Еще как чувствую!
– Скоро пена изо рта пойдет. Ты же сам знаешь, как цикута действует. Тем более для верности накапал много.
– Так ты знаешь?
Попытался присесть мельник, но сил уже не было, и он свалился на лавку.
– Ужель думал, один такой хитрый? Да и не хитрый ты, а злой и кровожадный.
– Ой, сил нет, как болит! Помоги, отблагодарю.
– Эка, спохватился! Сам должен знать, от цикуты противоядия нет. Последние минуты твоей поганой жизни на земле истекают. И поделом! Из всей деревни один человек остался! Не татары в деревню нагрянули! Они враги. А ты свой, а людей перевел. Судьба тебя наказала, скоро перед Высшим судом предстанешь. А там книги черные не помогут. В аду гореть будешь.
– Будь ты проклят!
Это были последние слова мельника. Он начал дергаться, его били судороги. Потом изо рта пена пошла, мельник сознание потерял. А вскоре выгнулся дугой, захрипел и умер. Лицо его, доброе при встрече, приняло выражение злобное, какова была сущность его. Горевать о нем некому, как и погребать.
Первуша избу обыскал. В сундуке черные колдовские книги отыскал. Чтобы не достались никому, сразу бросил в топку печи. Вспыхнули страницы ярким пламенем, в комнате сразу серой запахло. Мертвое тело мельника ворочаться стало, как будто само в огне горело.
Первуша плюнул в его сторону:
– Изыди, сатана!
В сенях у мельника несколько мешков с мукой. Первуша решил Мышату известить. Прошелся по деревне. Тихо! Не кудахчут куры, не хрюкают свиньи, не слышно людских голосов. Вымерли все, как в эпидемию чумы.
Мышата уже двор от гнилой мертвечины очистил, занялся ремонтом двери.
– Хозяин, не торопись. Не придет к тебе ноне и отныне ни одна нежить, если только дикий зверь забредет. Так что факелы можешь не делать.
– Правду ли баешь?
– Мельник пакостил. А ныне сам дух испустил. У него в сенях мешки с мукой. Заберешь?
– Без них не сдохну, гори они синим пламенем.
– Правильные слова, верные.
Первуша к избе мельника вернулся. Нашел на поварне масло, обильно полил им деревянные вещи – лавку с мельником, стол, сундук. Затем совком выгреб из печи горящие головешки, широким жестом рассыпал по полу. Еще раз совком рдеющие угольки из печи достал и рассыпал. Масло гореть начало чадным пламенем. Потом вспыхнула лавка с мельником. Первуша вышел во двор. Сжечь бы амбар и сараи, да опасно, огонь на другие избы перекинуться может, тогда вся деревня сгорит. А в деревне еще Мышата, ему здесь жить, деревню возрождать. Отказался от затеи, на улицу вышел. От избы уже серый дым валил. Первуша наблюдал – не завьется ли над печной трубой дым причудливо, не вылетит ли вон подлая душа чернокнижника. Разом крыша занялась. Дождей уже давно не было, седмицы две-три, все сухое. Через немного времени уже вся изба оказалась пламенем объята.
