Вещи для Вторуши покупал Алонсо. Башмаки из свиной кожи на манер италийских. А вот рубаху новую, порты суконные, ремень поясной – все славянское. Раб не имел права опоясываться, только свободный человек. С непривычки оба брата устали в шумной толчее, а Фернандо с сыном в своей стихии – как рыба в воде.
Вернувшись в дом хозяина, оба брата на топчан упали. Сказывалась еще бессонная ночь. За запоздалым обедом хозяин на Первушу хитро поглядывал, но молчал. И только утром Первуша понял, почему вчера хозяин нахваливал его так.
На улице перед домом Фернандо стояли на земле несколько паломников со знатными господами. Хозяин сам пришел в комнату, где отдыхали братья:
– Пора завтракать, и за работу.
– Какую работу? – удивился Первуша.
– Болящие у дома ждут.
– Мы же домой сегодня собирались!
– Э! Одним днем раньше, одним позже! А деньги всегда нужны. Заработаешь немного дукатов и не пешком пойдешь, а наймешь судно. В пути отдыхать будешь, есть до отвала.
Первуша рот открыл – отказаться, да брат его остановил:
– В самом деле, задержимся на день.
И завтрак в трапезной уже на столе. Поели быстро. Только встали из-за стола, рабыни трапезную убрали.
– Для приема больных сгодится? – поинтересовался Фернандо.
– Вполне.
– Какая сумма тебя устроит? Полагаю – пятьдесят дукатов.
– Согласен.
Первуша заподозрил, что хозяин содействует не зря, имеет свой интерес. Как потом выяснилось – подозрения оправдались. Фернандо знал горожан. С богатых брал больше, просто с уважаемых – пятьдесят. Все, что свыше оговоренной суммы, оставлял себе. Получалось – еще и заработал золотишка на Первуше, многажды окупив затраты на одежду для брата. Да еще и вес в городе приобрел.
– Тогда я приглашаю первого. Очень богат! И страдает разными излишествами – ест и вино пьет неумеренно.
Фернандо вышел, вернулся с важным господином, одетым по генуэзской моде. Болящий вальяжно развалился в кресле. Был он толст, краснощек, страдал одышкой. Еще бы, есть и пить и не двигаться, везде рабы носили. Тем не менее Первуша его выслушал.
– Снадобья не дам, но совет: пригоршня маслин, фруктов ешь сколько угодно, про лепешки, сладости и мясо на год забудь.
– И что получится?
– Исчезнет одышка, сердцебиение, потливость. Чревоугодие всему виной.
– Ах, у меня же еще голова болит.
– Тогда и вино нельзя. Через год себя не узнаешь.
Толстяк вышел явно недовольным, судя по лицу. Фернандо ввел следующего.
– Живот болит, вот здесь, – ткнул пальцем в больное место тощий, измученного вида страдалец.
