Сам ведро воды в ручье набрал, щедро плеснул на лица татей. Вздрогнули, в себя пришли.
– С пробуждением вас, голубчики, – ехидно сказал Первуша. – По шерсть пошли, да сами стрижены оказались!
– Эй, парень! Ты что собрался делать? – встревожился один.
Тать видел пеньковую веревку на шее у другого и на своей шее ощупал грубую пеньку.
– А что с татями ночными на Руси делают? И все честно, по «Правде».
– Погоди, давай миром решим, – вступил в переговоры второй.
Как раз он с ножом на Первушу кинуться собирался.
– А разве в чужой монастырь со своим уставом ходят? Ты с ножом ко мне в незваные гости пришел. Жизнь мою забрать пришел, так будь готов к тому, что я твою заберу.
– Погоди, не торопись. У меня в мошне деньга бренчит. Забери и отпусти.
– Мне неправедно нажитые деньги не надобны. Если возьму – чем я лучше вас буду? А вздерну, люди спасибо скажут.
– Тайну откроем – обогатишься.
– Враки. Если бы ты мог, сам обогатился. А ты еду воруешь, стало быть, жизнь твоя ломаного гроша не стоит.
– Деревня есть. Избы целы, люди. Только люди те застыли, не шевелятся. Сказывают – ночью оживают.
– Кто сказывает?
Тати переглянулись, ответа не дают. Первуша ногой одного пнул, другого:
– Поднимайтесь. Сейчас вешать буду, время только отнимаете.
Заголосили тати, в угрозу поверили. Кому умирать охота, когда зелень вокруг, птички поют – лепота!
– Не бери грех на душу. Отдай сельскому старосте.
– Неуж подельник? Думаете – отпустит?
– Лучше в узилище или в каменоломне, чем на суку висеть.
Первуша подумал немного. В самом деле, лучше в село отвести. Старосте с рук на руки сдать. Тот наверняка на княжий суд отвезет. Как князь решит, так тому и быть. Шагнул к татям, за веревку взялся. Они подумали – петли на шеях затягивать будет. Один зачастил:
– Про деревню не врали. Сам видел, только страшно там, убег я.
– Где? Как называется?
– Марьины Колодцы, отсель на закатную сторону верст пять.
– К старосте отведу, ежели скажете, кто на сей хутор навел.
– Ты сам. Башмаки новые, на торгу денежкой расплачивался, подумали, не беден. Следом пошли. А не выходил бы ты, так и ушли бы тихо с добычей.
– Вон что!
Злость захлестнула Первушу. На татей, на свою неосторожность, беспечность. Схватил посох и давай охаживать. Мужики в голос кричать. Стоя с петлей на шее не увернешься. Славно поколотил, самого пот пробил. Мужики уже не кричат, только стонут. Первуша посох оставил, присел устало. Отдохнув чуток, выдернул у каждого из головы по длинному волосу, узлом завязал, прочитал наговор на порчу. Потом петли с шеи каждого снял. Тати так и рухнули на траву. А Первуша им:
