– За медом пришли?
– Борти перевернуть могут, соты унести. А пчелиный рой так и останется.
– Надо разобраться!
Первуша одеваться стал. Купава в руку его вцепилась:
– Не ходи, недобрые люди пожаловали.
– Как это – не ходи? Если им отпор не дать, они в другие дни пожалуют, как к себе домой.
Купава уже губы кусала, сожалея, что Первушу разбудила. Он оделся, посох взял, к двери подошел.
– Я выйду, а ты дверь сразу запри.
– Оставлю открытой, вдруг тебе схорониться надо будет?
– Слушай, что мужчина говорит, я все-таки старший.
– Ладно, как скажешь.
Первуша дубовый запор отодвинул, вышел на крыльцо, дверь прикрыл. С удовлетворением услышал, как запор задвинулся. Послушалась все-таки. На ногах у него поршни, в них ступать абсолютно бесшумно, заячий мех все звуки гасит. У амбара две тени, что-то складывают в сумраке в мешки. Первуша подкрался да, размахнувшись, одного ночного татя по голове огрел, сильно, не жалея. Ударенный так и упал. Второй отшатнулся было в испуге, потом увидел, что хозяин один. Ощерившись, кривой нож из-за ремня выхватил. Думал – в руках у Первуши палка простая. Лезвие поблескивает под луной зловеще.
Первуша нападения ждать не стал. Взмахнул посохом, ударил по предплечью, нож вылетел. Вторым ударом – тычком под дых, как копьем. Мужчина согнулся, воздух ртом хватает, сипит. А Первуша давай его охаживать по самым болезненным местам – по голени, по пяткам да по ключицам. Взвыл мужик дурным голосом. А сам виноват, непрошеным гостем заявился да не с добрыми намерениями. Отдубасил Первуша татя до полного бесчувствия. Когда тать шевелиться перестал и стонать, Первуша мешки развязал. А в них все, что на торгу выменяно на мед. Вот же ублюдки! Здоровые лбы, работать надо в поте лица, а не сирот грабить. Обозлился Первуша сильно. В амбаре длинную веревку нашел. Два куска отрезал, руки татям связал, потом к дубу тела подтащил. Веревку через сук перебросил. По Ярославовой «Правде» казнить он их мог без суда, застав на месте преступления. Казнить не собирался – попугать изрядно, чтобы урок дать.
На концах веревки петли завязал, на шею татям набросил. Сам рядом уселся, ждать, когда в себя придут любители легкой наживы. Время шло, а тати не шевелились. Первуше надоело ожидание, за ведром сходил. Из-за двери, услышав знакомые шаги, голос Купавы послышался:
– Первуша, ты ли?
– Я. Не беспокойся, все хорошо, татей связал я. Узнать хочу, кто такие.
– Отпустил бы ты их с Богом.
– Не, урок преподам, пусть дорогу сюда забудут. Ты печь топи, кашу готовь.
