Чернокнижник. Ученик колдуна | страница 101



– Ужо скотину напою до отвала!

– Не торопись, не уйдет впредь вода.

– Тебе-то откуда знать? – отмахнулся Чурила.

– С «водяным дедушкой» договорился.

Чурила аж ведро выронил.

– Не испужался? Да как же он согласился-то?

– А масло на что было?

– Водяного угостил? Нешто он его пьет?

Первуша засмеялся, не ответил. А уж от других дворов цепи гремят, ведра деревянные стучат, вода льется. Радуется народ – в колодцах вода появилась! Из всего села только Чурила знал, что Первуша воду в колодцы вернул, да и то сомневался. Как это? С водяным царем говорить и принудить? Врет, поди, шельмец! Первуша тень сомнения в глазах Чурилы уловил, да переубеждать не стал. Не для славы старался, а благодарности селян и вовсе не дождешься. Вот от куска хлеба, да с салом, а еще лучше – каши или щей не отказался бы. Но не предложил хозяин, а просить Первуша не стал. Не гордыня им водила, один из грехов смертных, а достоинство. От Коляды привычки перенял. Тот, бывало, болящего пролечит, на ноги поставит, но не просил ничего за труды свои. Дадут – не отказывался, считал – каждый труд вознагражден должен быть.

Забрал свой узелок и посох Первуша, пошел по улице. Мимо хором купца-мироеда проходил. Красномордый сам у ворот стоит, вид злой, как у цепного голодного пса. Первуша засмеялся, колпак с головы скинул, поприветствовал. Не ответил купец, отвернулся: много чести всякую голытьбу привечать. А знал бы, чьи проделки с водой, побил бы. Вернее – попытался, поскольку Первуша себя в обиду давать не стал бы, окорот дал. После села огороды потянулись, чересполосица. Поля маленькие. Где рожь посеяна, а где лук уже взошел. Дальше луга заливные пошли. Травы зеленые, высокие – по пояс. Скоро первый сенокос подойдет. Крестьянину летом самая работа. Вовремя траву не покосишь, не высушишь, на сеновал, под крышу, не свезешь, зимой скотина голодать будет. Тогда ни молока, ни мяса не жди. В полях и на лугах трудились семьями. В селе ленивый не выживет, жизнь сама заставляла от зари до захода солнца потеть. А уж зимой отдохнуть можно, на Рождество погулять, потом Масленицу отметить.

Вот и сейчас на лугу увидел крестьян. Мужики косили траву, шли уступом друг за другом. Вжикали косы. Пройдут ряд, остановятся, косы молоточками отобьют для остроты. А за ними бабы да девки с деревянными граблями, траву в рядки собирают для просушки. Обычная, обыденная работа, много раз виденная Первушей. И сейчас бы мимо прошел. Да вдруг женщины завизжали, грабли бросили да наутек. Мужики в недоумении. Да и чего им бояться? Их много, почти десяток, и у каждого в руке коса. Чем не меч? Лезвие острое, длинное, только к рукояти под углом стоит. Негоже мужчине трусость являть, сбились в кучку. Надо сказать, что молодые, смелые, риску не боявшиеся, шли новиками в боярские да княжеские дружины. На всем готовом – сыт, обут, одет, оружен, в воинской избе ночует, за княжеским столом сиживает. Селянину такая близость к князю или боярам не снилась. Но за все в жизни платить надо. В усобных стычках или при отражении набегов басурман с Дикого поля гибли новики, мало кто из младшей дружины в старшую переходил. А в селянах оставались работяги, большой храбростью и воинственностью не отличавшиеся. Вот и теперь – один не выдержал, побежал, косу бросив. Дурной пример заразителен. За беглецом и другие рванули. Первуше интересно стало. От какой такой напасти селяне побежали? День, самое рабочее время, когда каждый час дорог.