Осерского города житель, знатного рода отрасль, Герман был измлада наставлен в науках и, блистающий красноречием и знанием права, поставлен правителем родному городу. Росла на площади груша, высокая и прекрасная видом: к ее ветвям привешивал он головы пойманных им зверей, в похвалу себе, на удивление согражданам. Епископ осерский, по имени Аматор, удрученный сим безумным обрядом, часто приступался к Герману с мольбою, дабы удалился он от таковой забавы и совершенно оставил ее, христианам поношение, язычникам подражание, и впредь не трущобы лесные, но душу свою обшаривал, уязвляя ее неустанным покаянием: всем ведь ведомо, что грехи, совершаемые людьми могущественными, быстрее совращают общество, и домашнее хуже чужеземного. И хотя не уставал боголепный муж в сем увещании, однако не преставал охотник трудиться в своем идолослужении, среди города водрузив знамя своей гордости, не желая ни свое тело от гоньбы успокоить, ни чужого разума во благовременье послушать. Меж сих тщетных уговоров блаженный Аматор, услышав однажды, что Герман покинул город ради обычной ловитвы, к оному древу отправляется, которое священным сделал страх Германова гнева, к древу, пестрому от крови, пахнущему тлением, плодовитому святотатством, и велит рубить под корень, – видя же, что колеблются дровосечцы, сам первый берет секиру и вонзает в дерево, подавая другим пример и ободрение. Сколь справедливо зовется Аматором, не своего благоденствия, но чужого спасения неустанный ревнитель! Звенит под секирою ствол, стонет от ударов и наконец, изнуренный жестоким железом и своею тяжестью побежденный, рушится и гибнет, всю площадь собою застлав и впервые допустив сойти на нее солнечному свету. Тотчас блаженный Аматор предает огню этот приют тщеславия, дабы истребилась самая память о нем, трофеи же смрадные, качавшиеся в тени ветвей, велит извергнуть из городских стен. Скоро долетает весть до слуха Германа и воспаляет его душу: пенится он, как вепрь, гремит, как лев, глядит мрачно, как пес разъяренный; забыв святую веру, коей обрядами и дарами он запечатлен, презрев почтение, подобающее святительскому сану, грозит смертью блаженному мужу, а чтобы христиане, стекшись на защиту пастыря, ему не помешали, толпу соратников увлекает за собою в город, словно на битву.
А святой, когда возвестился ему правителя разгоревшийся гнев, воспламеняется желанием мученической пальмы и молит Бога, чтобы открыл ему короткую тропу к кончине и путь до небесных полей позволил убрать пролитою кровью: желанна ему прекрасная смерть, несравненный дар – стать исповедником Божиим. Но в Твоем, о Христе, граде чистейшие крины цветут наравне с пурпурными розами: не один только мученик находит в очах Твоих милость, но всякая жизнь благочестивая; не допускаешь Ты ни Аматора до гибели, ни Германа до преступления, но дивною цепью их связуешь. Меж тем как Герман, людской молвой пораженный, снедается гневом, Аматор, божественного удостоенный откровения, узнает час своей кончины, узнает и то, что Герман будет его преемником. Тотчас сзывает он всех в храм, когда же приходят люди к святому порогу, приказывает отложить оружие, дабы почтить дом Божий, как подобает дому молитвы, а не Марса дерзостного логовищу. Те, послушавшись его, каждый, кто нес с собою какое железо, оставляют вне храма, епископ же начинает речь и вот что им говорит: «Послушайте меня, любезные дети: Бог возвестил мне скорое отшествие от мира; сего ради увещеваю ваше единодушие, да изберете из среды вашей мужа надежнейшего, и будет страж дому Божьему». Слыша таковые слова, все стоят безмолвно, а боголюбезный муж, видя их смущение и недоумение, проходит между ними, как бы сквозь волнуемое море, и, обретя подле самых дверей Германа, оружие оставившего, но дышащего неприязнью, налагает на него руку, власы его остригает, облекает его в ризы священные и, нарицая его братом, увещевает приложить попечение, чтобы сан, ему вверяемый от всемогущего Бога, соблюсти неоскверненным и паству без урона сохранить. Герман же, с изумлением взирая, внемля с покорностью, с того дня оставляет тщету мирской чести и на прежнее безумие не оглядывается, но, новым представ человеком, во всех добродетелях подвизается, одну творя, другой поучаясь, о всех ревнуя, во всех добрых делах не последним желая явиться: таков был росток ревности, из которого возросло великое древо, осенявшее и питавшее многих.
