— Ты, Сен, всегда очень любил этот суп… Я знаю, ты придешь, чтобы покушать его, обязательно придешь… И ты, Иска, не захочешь обидеть свою бабушку. Кто сказал, что вас сжег огненный вихрь? Вы живы! Я знаю — вы живы!
Старуха вдруг взметнула руками и рухнула на глинобитный пол. Костлявые плечи ее запрыгали от рыданий.
— О мои ласточки! О звездочки! О весенние цветочки! Почему вы умерли, а я жива? — причитала старуха.
По неровным ступеням я спустился в подвал и толкнул тяжелую дверь. Старуха вскочила с пола, бросилась ко мне и жадными, торопливыми пальцами стала ощупывать мое лицо.
— Ты пришел, мой внучек! Мое солнышко! — лепетала она.
Я увидел, что ее глаза тоже затянуты белесой пеленой. Старуха была совершенно слепа. Ее пальцы соскользнули с моего лица и тревожно забегали по моему защитному костюму. Лицо ее стало суровым и мрачным.
— Шайтан? — негромко спросила она, брезгливо вытирая руки о свою одежду. — Зачем ты пришел, шайтан? Если тебе нужна моя жизнь, то бери ее. Там, на том свете, я вновь встречусь со своими внуками. Берн мою жизнь, не медли! Будь милосердным, шайтан, не медли!
Я подошел к очагу. В котелке, в бурлящей воде, метались какие-то палки и полуобгоревшие щепки.
«Она сумасшедшая!» — догадался я.
Но решил все же попробовать узнать у старухи о ее соседях.
— Бабушка! — мягким голосом заговорил я. — Ты, конечно, знала Фати и Нази?
— Фати! Нази! — Старуха на секунду задумалась, словно вспоминая что-то. — Да, знала! Я знала много женщин, которых звали Фати и Нази. Какая из них нужна тебе, шайтан?
— Я спрашиваю тебя о твоей соседке, о Фати, которая жила рядом с тобой. О ней и ее дочери Нази.
— Знаю, знаю! — закивала головой старуха. — Фати с тихим голосом и с печалью, утонувшей в глубине ее глаз. И Нази, маленькая, золотистая ласточка! Знаю, знаю! И отца Нази, шофера Ахи, тоже знала. Его застрелил пьяный шайтан с базы.
— Где твои соседки, бабушка? — нетерпеливо выкрикнул я.
— Где?! — Старуха вдруг расхохоталась страшным, скрипучим смехом. — А ты, шайтан, разве не знаешь, где они? Фати пустила в свое сердце такого же шайтана — молодого, белолицего. А шайтан сжег ее… И ее, и маленькую ласточку — Нази…
— Нет! Нет! — закричал я. — Ты лжешь, старуха!
Я выбежал из маленького домика в душную темноту, которая казалась горьковатой от привкуса гари.
Долго, еще несколько часов, я бродил по пепелищу и звал Фати и Нази. Потом, обессилев, упал на землю около развалин домика и заснул тяжелым мертвым сном…
