– У каждой нации – своя догма, – подытожила Анна. – Тьмы низких истин мне дороже…
– Нас возвышающий обман, – закончила вместо нее Настя. – У моей мамы это самая любимая строчка из Пушкина. Пожалуйста, не подумай, что мы всегда такие циничные.
– Быть может, однажды, после войны, вы обе приедете в мою страну и увидите своими глазами, каково это – жить по нашим догмам. – Хотя Алекс и сказала «обе», смотрела она на Настю.
– О, это было бы забавно. Интересно, ваша Таймс-сквер похожа на Красную площадь?
– Уверяю тебя, ни капельки. Там много магазинов, и вообще это даже не площадь, а, скорее, пересечение двух главных улиц. Но если ты приедешь, я обещаю, что отведу тебя туда и в универмаг «Мэйси», где куплю тебе все шарфы, какие ты только пожелаешь.
Анна бросила взгляд на маленькие часы на полке и встала.
– Жаль, но мне пора: смена начнется через пятнадцать минут. Пожалуйста, останьтесь, мисс Престон. Моей дочери так одиноко, а вы, как я вижу, хорошо на нее влияете, – женщина быстро поцеловала обеих девушек и вышла из комнаты.
Когда дверь за ней закрылась, Алекс осознала, что осталась наедине с Настей впервые с той ночи на летном поле, когда Настя ее поцеловала. Американка немного поерзала на месте, пытаясь вспомнить, о чем же они говорили.
– Я скучала по тебе, – вдруг произнесла Настя.
– Правда? Мне казалось, ты думала о других вещах.
– А ты по мне скучала? – спросила Настя. Взгляд ее голубых глаз был очень серьезен.
– Да, скучала. И я всегда боялась, что твой самолет собьют.
– Меня и впрямь подбили, так что можешь перестать волноваться на этот счет.
– Пожалуйста, не допускай этого больше.
– Я постараюсь, но немцы, ты знаешь… они такие тупые. Мы всё просим и просим их уйти, но они никак не уходят. Это страшно раздражает.
– Я рада, что ты способна шутить на эту тему, но то, что ты выжила, – чистое везение.
– Это ты принесла мне удачу. Я надела подаренный тобой шарф. Он до сих пор немного пахнет тобой.
– Пахнет мной? О боже! Должно быть, это не слишком приятно.
– Вовсе нет! Он пахнет, даже не знаю… теплой картошкой или чем-то таким, гостеприимным. Тот же самый запах, когда мы прощались на летном поле. Ты помнишь? Я тогда тебя поцеловала.
Щеки Алекс зарделись румянцем.
– Конечно, помню. Но я не поняла, что все это значило. Я до сих пор не знаю.
– Может, мне нужно продемонстрировать это еще раз, и тогда ты все поймешь.
Сердце Алекс забилось как бешеное. Настя играла с ней, и она была во власти этой советской девушки. Алекс пристально посмотрела в Настины глаза – такие же голубые, как русское небо.
