А я блаженствую в своем кабинете уже без шубы и валенок и занимаюсь своим любимым делом – переставляю в своих бесчисленных библиотечных шкафах и стеллажах книги – и не нарадуюсь.
Надо сказать, Демьян Бедный был величайшим любителем, знатоком и собирателем книг и собрал у себя одну из самых богатых частных библиотек в нашей стране, с которой могла поспорить разве библиотека другого великого книголюба и знатока-любителя, соперника Демьяна Бедного в этой области, эстрадного артиста Николая Павловича Смирнова-Сокольского.
Демьян прошелся вдоль своих шкафов и стеллажей, с нежным самодовольством поглаживая корешки драгоценных экземпляров и вытирая тряпочкой их сафьяновые и марокеновые переплеты.
– Ну-с, – продолжал он прерванный рассказ, – сколько времени прошло с тех пор, как удалились печники, не знаю. Я уж о них, признаться, и забыл. Вдруг – телефон. Беру трубку. Знакомый голос.
– Это вы, Демьян? Здравствуйте.
Батюшки, Ленин. И, главное, такой сердитый. Я его голос хорошо изучил. Ну, думаю, будет баня. И никак не пойму – за что? Кажется, ничего такого особенного не совершил, совесть чиста… А все-таки страшно!
– Разве Ленин бывал "страшный"?
– Ого! – воскликнул Демьян. – Бывало, коли что-нибудь сделаешь не так, – лучше не попадайся ему на глаза. Шутить не любил. Глаза делались холодные, неумолимые…
– И вы его так сильно боялись?
– Не я один. Все боялись. Твердо скажу, – не было ни одного человека, который бы не боялся справедливого ленинского гнева. Тут уж пощады не жди.
– Послушайте, Демьян, – слышу в трубке его характерный грассирующий голос, – вы что ж это, дорогой мои, распоряжаетесь в Кремле, как у себя дома? Не забывайте, что Кремль – это символ революции и советской власти. А вы что себе позволяете?
– А что я себе позволяю, Владимир Ильич? – А у самого ноги трясутся.
– А то, дорогой товарищ, что ко мне только что явились печники делать ремонт и требуют водки. – Ленин сделал грозную паузу, и я сразу сообразил, что мои мужички шли, шли по кремлевским квартирам, пока не добрались до квартиры Ильича. Ай-яй-я-й! Демьян изобразил на толстом лукавом лице ужас и схватился за голову руками, как медведь, у которого болят зубы.
– Мамочка моя, мама! Представляете себе? Ну, спасибо моим мужичкам – печникам, подвели Демьяна под монастырь.
– Неужели, Владимир Ильич? – говорю. – Ах, они такие-сякие, немазаные!
– А вы будто и не знали? – воскликнул Владимир Ильич с ядовитой иронией, – скажите пожалуйста, какая казанская сирота. Ты слышишь, Надя, он, оказывается, совсем ничего не подозревал. – И мне опять: – Морочьте кого хотите, только не меня. Я все знаю. Вы им дали по полтора стакана остродефицитного медицинского спирта, и они вам отремонтировали печи быстро и аккуратно. Прямо так и говорят: "Демьян Бедный, дескать, настоящий народный комиссар, ему для рабочего человека ничего не жалко". А мы с Надеждой Константиновной люди не пьющие, дома спиртного не держим, как некоторые народные баснописцы, и вот, изволите видеть, печники у нас не хотят работать. Что ж нам, из-за вас замерзать прикажете? Кстати, Демьян, – тут голос Ленина стал металлическим, – откуда у вас спирт? Вы разве не знаете, что у нас продажа алкоголя категорически запрещена, а за неподчинение закону знаете, что полагается? Вы не рассчитывайте, что с вами советская власть будет нянчиться!
