И вдруг змеиным жалом коснется сомнение: так ли? Что если все же — ошибка; если брат Умберто ошибся? Однако — ведь и Господь наш творил Словом… И через Книгу являл Свое присутствие и Свою волю… Но, если так — не есть ли моя попытка изменить к лучшему то, что окружает меня, — дерзновенное посягательство на то, что дозволено одному лишь Творцу? И если Господь позволил людям неверно толковать Слово Его и пропадать в темноте и беспомощности — значит… Пути Господни неисповедимы — как же я, прах от праха, решаюсь исправить то, что не в силах понять? Не потому ли никак не могу я дать название своему детищу, придумать имя чудесному острову? Может быть, в этом заключен знак Божьего Гнева: не допустить именования того, что — не Его?.. Не лучше ли сжечь эти листы, не дожидаясь, пока меня самого испепелит Божественный огонь?.. Господи, Господи! Прости меня! Милостив будь ко мне, грешному! …
Вдруг резкий стук дверного молотка оборвет мои метания. Я быстро спущусь вниз; верно, возвратился из монастыря мой посыльный — возвратился с ответом отца Умберто! Да, так и есть — точно он; я поскорей впущу его в дом, запру дверь и повернусь к нему — в радостном ожидании и предвкушении. Но — что с ним? Вид потерянный, как будто испуганный, он все теребит в руках шапку, не решается поднять на меня глаза.
— Друг мой, — ласково спрошу я, — что произошло? Передали вы письмо?
— Да, сэр Томас, да только мне его вернули…
— Как вернули, Джон? Почему?
Он прячет глаза — и предчувствие беды охватывает меня; подгибаются ноги; я вынужден опереться на стол, чтобы не упасть… Я слышу ответ — и мне хочется запретить ему говорить, хочется закрыть уши и бежать отсюда, я сжимаю рукой крест…
— Говорят, отец Умберто умер, сэр Томас, — тихо произносит Джон. — Он ушел несколько месяцев назад, с прокаженными… Монахи сказали — умер от проказы…
Точно кол в груди мешает дышать. Я не в силах говорить, не могу кричать, плакать… Только один — всего один — вопрос остался у меня — и я задаю его:
— Джон… Они… Они сказали тебе, где он похоронен?
Слуга поднимает глаза — в них удивление, недоумение, робость: он знает, что должен сказать — но не понимает смысла этих слов. И я тоже никогда не смогу этого понять.
— Я спрашивал, сэр. Они сказали — нигде.
— Что значит — «нигде»? Они не знают? Они назвали хотя бы — у какого города?
Недоверие и ярость точно придают мне сил — я должен найти его могилу, должен поклониться святому для меня праху… Но Джон покачает головой:
