Обитель милосердия [сборник] | страница 36

Пред открыл калитку и замешкался. Накануне прошел ливень. Потоки воды смыли с дорожки песок, обнажив склизкую глину. Потоптался Бадайчев, давая хозяину время подойти. Но тот, прищурившись, поджидал возле крыльца. Пришлось самому топать по грязюке.

— Ну, здравствуй, король шабашки! — поздоровался Бадайчев. Огляделся, осваиваясь. При виде стилизованного под терем дома губа его оттопырилась.

— Наслышан про сей шедевр, — протянул он. — Ловко, гляжу, устроился. Палаты белокаменные, розы-мимозы. Прямо персональный коммунизм. Будто нет за оградой ни бедности, ни разрухи.

— Как не быть, пока вы есть, — Никитин незамедлительно выпустил колючки наружу.

Пред, непривычный к подобному укороту, предостерегающе свел брови.

— Это ты о ком так?

— Да о вас обо всех. — Не было в Никитине заднего хода. Природа, создавая, не предусмотрела.

Бадайчев побагровел:

— Эва куда тебя вынесло! Уж и власть не власть. Развели прилипал!

— Это я-то прилипала?! — Никитин ткнул Бадайчеву едва не в физиономию бугристые свои ладони. — А ты подсчитал, сколько нас таких, шабашников, по Союзу? И сколько возводим. Одна моя бригада за сезон то сделает, что колхоз за пятилетку не осилит. О качестве уж не говорю.

— Положим, не задаром. Деньги получать не забывал.

— Это ты получаешь! А я зарабатываю.

— Зарабатываешь! А потом с тем же председателем делишься. Всех вокруг развращаешь!

— Да не я, а ты! — огрызнулся Никитин. — Я что, от полноты души ему даю? А может, потому что иначе подряда не будет? И если ты государственным мужем быть претендуешь, так избавь меня от этого. Дай умный закон, обзови нас какими-нибудь кооператорами, помоги со снабжением. Думай, короче, как работяг, вроде меня, с умом использовать, а не болтай до одури о перестройке. Вместо того, чтоб желваками играть, лучше прикинь, сколько одна моя бригада государству твоему сэкономила.

— Моему?!

— А мне оно без надобности. Я сам по себе.

За плетнем крякнули. Подкравшийся отчим подслушивал, сидя на корточках.

Оба — и хозяин, и гость — вдруг опамятовали. Представили, как выглядят со стороны. Усмехнулись, не сговариваясь.

— Верно говорят, невозможный у тебя характер, Никитин, — примирительно сказал Бадайчев.

— А я со своим характером не набиваюсь, — рубанул, всё ещё в горячке, Эдик. — Говори, с чем пришел. Если б загнобить хотел, холуев бы своих из милиции подогнал. А раз сам, значит, что-то всерьёз?

— Всерьёз, — признал Бадайчев. — Через две недели открываем лекторский центр по пропаганде основ марксизма-ленинизма.