Иной в простоте может подумать, что случайно забыты последние слова, и не поздно ещё указ перебелить, но разумному человеку ясно, что случайно такие описки не делаются, и стоила она Пухлеру немалых денег. Простую бумагу можно отправить на смарку, а указ есть указ, что написано пером, не вырубишь топором, особливо, если и печать уже пришлёпнута.
Первым дядя Гестар опамятовался. Подошёл к Мартынке, что начал палатку раскрывать, спросил со всей вежестью:
— Добрый человек, что за хлебенный товар у тебя, какого наши булочники испекать не могут?
Мартынка чиниться не стал, отвечал русским диалектом, немецкий отложив про запас:
— У меня в продаже сухие крендельки. Не пряжены, не печёны, а высушены в вольном жару. Можно их попросту грызть, а можно в подсоленной воде отварить, и будут как галушки, но видом узорчаты.
— Так наши хлебопёки такое завсегда умеют. Вона, Лукьян солёную сушку из пресного теста вертит, на горячем пару отварит, крупной солью присыплет и в вольном жару высушит. К пиву так ли хорошо! И детишек побаловать, они солёненькое пуще сладкого любят. И чем твой товар превосходнее лукьяненского?
— У вашего Лукьяна сушки, простые или солёные — не суть важно, у меня же — крендельки. На их особую форму получен патент его королевского величества, каковой патент и в вашем государстве силу имеет. Посему никто не смеет такие крендельки лепить. А ваш государь приказал мою крендельную продукцию покупать, и увиливать от покупки вам никак не можно.
— И сколько же твоя сласть стоит?
— Четыре деньги.
— За фунт али за пуд?
— За штуку.
— Ты не крутенько загнул? Лукьян продаёт три сушки за полушку, а у тебя, хоть и без соли, а никак в двадцать четыре раза дороже.
— У Лукьяна соперников, а по нашему — конкурентов, полный базар, а я монополист и вправе любую цену заламывать.
— Ой, смотри, Мартынка, господь лихвы не любит.
— Я деньги в рост не пускаю, — отрезал Пухлер, — а ты демагогию бросай и деньги гони. Указ, небось, слышал. А не будешь платить, я живо хожалых позову.
Дядюшка Гестар с громким вздохом добыл из-за пазухи кисет, а из кисета медную полушку.
— Отсыпь на копейку пятаков.
— Сказано тебе: четыре деньги за штуку! — закричал купец.
— Больше нету, — смиренно отвечал дядя Гестар, — а на нет и суда нет.
— Армяк закладывай или что хошь, но чтобы деньги были! И смотри, к следующему базарному дню заранее четыре деньги готовь. А вы, что, так и будете стоять полоротые? Указ слыхали? Налетай, покупай, давай не стой — тряси мошной! Без моего кренделя никого с рынка не выпустят.
