Доля казачья | страница 38



Освятил клинок Отец Никодим и подаёт его Бахе.

— Теперь ты носишь новое имя — Иван Чёрный, самый, что ни на есть русский казак. Выбирай дорогу себе сам, теперь ты свободен, как и все казаки. И пусть ты чёрен, как головёшка. Ты такой же, как и все мы — по духу нашему. Цвет кожи для нас казаков роли не играет. Всех нас вольный дух казачества объединяет.

Но тут Покто снова заговорил, обращаясь к уже бывшему монаху. Не захотел Покто нового имени принять при крещении, сказал, что быть Покто ему удобней. И от своего геройского имени он никогда не откажется. Его никто и не заставлял это делать. Покто, так Покто!

— Я назвал тебя росомахой, и не жалею об этом! Но ты сейчас другим стал. Я по твоему лицу вижу, что ты правду говоришь, сейчас ты на хорошую тропу вышел. А раньше я хотел посадить тебя в лодку, как у нас гольдов с плохими людьми делается.

Вывезти тебя на середину Амура, там, где река Сунгари свои воды с Амуром мешает, там у них битва не на шутку идёт. И оставить тебя там одного и без весел. В этом кромешном аду на суд этих двух страшных стихий. Их ты никак не купишь, у них своя, правда — неподкупная человеком. И ты должен предстать пред ними во всём своём ничтожестве. И если выживешь ты, то ты имеешь право жить дальше. А если? — Не договорил Покто свою речь, но все его поняли. — Конечно, там была смерть. Но сейчас ты имеешь право жить, как и все мы здесь стоящие. Живи Баха, то есть Иван Чёрный! Живи среди нас и приноси людям радость.

— Спасибо! — поблагодарил всех новоиспечённый Иван. — Но я всё же рад буду проверить себя, и правильность своего выбранного решения. Пусть стихия меня осудит, честнее такого суда нет на всём белом свете. Если выживу я в той стихии, то прав я был в своём выборе своей новой дороге. А если нет, то всё равно я умру с Божьим именем на устах. Я своего решения не меню.

Посмотрел, он грустно на окруживших его людей, и добавил.

— Все видят, как красив лотос, он также и умирает красивым, и все любуются им. Но никто не знает, как он при этом несчастен.

Непонятная нам жизнь! И многого мы не замечаем! Но всё это до поры, до времени — обязательно, как рассвет наступит прозрение.

Никто из казаков, толком ничего не понял, только казачки украдкой прислонили кончики своих платков к глазам. Их сердце, никогда не обманывало — и тут быть беде! Где-то рядом она!

А бывший монах обратился к отцу Никодиму.

— Можно, Отец Никодим, если я жив останусь, тебя старшим братом звать? Клянусь, что твоего имени я никогда не опозорю.