Доля казачья | страница 39



— Ну, если не опозоришь, то сочту это за честь. Во славу доброго дела я разрешаю тебе это сделать. Твори добро везде, где ты будешь. Аминь! И моим добрым именем — твори! Пусть поможет оно тебе в трудную минуту.

Перекрестил казачий священник своего названного брата тяжёлым медным крестом, дал его поцеловать. И напутствовал своего нового брата:

— С Богом!

Пошёл Иван Черный к оморочке, что у берега стояла. Столкнул её на воду, и с силой погнал её к середине Амура, на стрежень двух течений, на встречу со своим судом. Он имел на то право, иначе и жить ему не стоило.

На середине Амура он что-то крикнул своё, сердечное и гортанное, но до жути щемящее душу на только ему одному известном наречии. И с силой швырнул теперь уже не нужное весло за борт своей тонкой и утлой лодочки.

Может, и он вспомнил маму свою, которую никогда в своей жизни не видел. И спросил её, для чего она родила его, такого несчастного, и никому не угодного. И тем ещё раз бросил вызов своей судьбе. Снова пошёл ей наперекор, как и тогда при своём рождении.

А затем смирился Иван, осенил себя крестным знаменем и сел на дно лодки. Теперь он был готов ко всему. Глаза его от усталости прикрылись, и он как бы отрешился от всего происходящего с ним.

Он очень устал, и сразу почувствовал это. Пусть вершится грозный суд, он ему никак не препятствует, ни одним своим движением. И даже ходом мыслей своих.

Унесло ныряющую в яростных волнах лодку за поворот реки, но никто из казаков не тронулся с места. Все были заинтригованы происходящим зрелищем. И никто не посмел препятствовать решению Бахи, ведь, прежде всего, он сам себе судья, и вину свою в полной мере только он сам знает.

Но всё равно суд не оставил никого равнодушным, и русские, и гольды, все жалели монаха. Многие женщины уже открыто плакали, и не скрывали своих слёз.

Мужики крестились, и было отчётливо слышно, как кто-то вслух сказал:

— Не приведи Господь, хоть раз такую проверку испытать на себе. Душа в пятки уходит!

Отец Никодим, осенил крестным знаменем, уже пустую реку.

— Держись мой брат, ты на верной дороге, выживи!

Прошло время, и среди гольдов стали проскальзывать слухи, что монаха видели где-то в низовьях Амура. Живёт он среди местных народов и крестит всех желающих необычным каменным крестом, явно собственного изготовления. Когда ему указывали на то, что крест грубо огранён и неудобен в руке то он отвечал всем желающим:

— Мне есть что помнить всю свою оставшуюся жизнь, и есть, о чем ни на минуту я не могу забыть — грешен я, хотя и прощён Богом! И когда я беру в руку свою этот неотесанный крест, то себя я всегда осуждаю, а к людям отношусь с наибольшим уважением. Потому, что через свою боль я к ним уважение питаю! И сам, до крови проникаюсь благодарностью к милости Божьей. О чём и говорю людям! И они явно видят это единение духа.