В это время за спиной старика в расцвеченном осенью лесу появилось четверо детей.
Было воскресенье, и они бродили по лесу в надежде увидеть или услышать что-нибудь интересное. В этот длинный скучный день они обрадовались бы любой неожиданности. Мальчики, их было трое, держали в руках гибкие ореховые палки, которыми сшибали перезревшие грибы и вообще все, что попадалось им на пути. Их звали Онунн, Халвор и Кнут. Девочку звали Сигрид; стараясь отличиться перед ней, мальчики кромсали грибы как можно мельче. Трухлявые грибы терпко пахли, у некоторых края тонких вылинявших шляпок завернулись кверху, образуя чаши, готовые собрать осенний дождь.
— Гляди-ка, — говорили мальчики, делая вид, что не обращают на Сигрид никакого внимания, и били по грибам.
Но Сигрид прекрасно знала, что они все время помнят о ней, и щеки ее пылали.
Она приехала сюда погостить. А мальчики были местные, для них тут все было привычным. Лишь присутствие Сигрид придавало окружающему новизну. Мальчикам хотелось показать Сигрид лес.
Онунн высказал это вслух:
— В лесу много чего есть.
Его слова удивили всех, хотя так оно и было. Онунн сказал правду.
— Даже лось… — неожиданно выпалил Халвор.
Все как будто вздрогнули. По лицам мальчиков Сигрид поняла, что лучше ни о чем не спрашивать.
Лось. Неуловимый, невидимый, как дух, он все же был здесь. В этом лесу. Кто-то даже видел его недалеко отсюда. Он был тем великим чудом, о котором думали, но не говорили вслух. Все это было так странно, что голова шла кругом. Но Сигрид не выдержала.
— Давайте найдем его, — предложила она по простоте душевной.
От ее наивности мальчики покатились со смеху, но, когда увидели, как она растерялась, быстро прекратили смеяться. И грозно уставились друг на друга.
— Нет, — вроде бы равнодушно сказал Халвор, — по-моему, лучше не надо.
Кнут размахнулся, и еще один гриб взлетел в воздух.
— Во как, — сказал он, топча гриб. Сигрид улыбнулась ему. Кнут двумя пальцами поднял осиновый лист. Желтый, с красными прожилками, очень красивый.
— Хочешь, Сигрид? — спросил Кнут, сам не зная, как сияет его лицо.
Но она оказалась недостаточно сообразительной.
— Зачем он мне? — удивилась Сигрид, потому что была еще слишком мала, и засмеялась, так что Кнут стал красным, как прожилки на его листе.
Сигрид так ничего и не поняла. Она повернулась к мальчикам.
— А Кнут дал мне листик! — сказала она. Как будто у нее совсем не было сердца.
В ярости Кнут так и подумал, он схватил гнилой гриб и ткнул им прямо в ее пухлые губы. Увидев, как передернулось лицо Сигрид, он оцепенел от раскаяния.
