Великий и оболганный Советский Союз [22 антимифа о Советской цивилизации] | страница 61



Уже к 1957 году СССР по данным ЮНЕСКО занимал по выпуску книг первое место в мире, и советский народ прочно удерживал репутацию самого читающего на планете.

Почему это произошло?

Почему это произошло в стране, в которой за сорок лет до сорокалетия Октября три четверти населения было неграмотно?

Да потому, что Ленин и большевики сразу же сделали ставку на Русское Добро, преобразуя его в Советское Добро. Они не только из трудов Маркса, но и из живой российской жизни убеждались, что идея и мечта, овладевшие массами, приобретают невиданную мощь и становятся реальной, материальной силой преобразования общества в интересах Добра.

Уэллс не был сторонником социализма и во время пребывания в России раз за разом это подчеркивал. Описывая свою беседу с Лениным в Кремле, он нередко позволял себе иронию, но уж здесь-то великий фантаст ошибся полностью!.. Прошло даже меньше десяти лет, и соратник того, кого Уэллс назвал «кремлевским мечтателем», — Сталин — говорил на XV съезде партии, проходившем со 2 по 19 декабря 1927 года:

О ленинском лозунге насчет культурной революции… Вернейшим средством против бюрократизма (сегодня можно добавить: и вообще против любого общественного идиотизма. — С.К.) является поднятие культурного уровня рабочих и крестьян. Можно ругать и поносить бюрократизм в государственном аппарате…но если нет известного уровня культурности среди широких рабочих масс, создающего возможность, желание, умение контролировать государственный аппарат снизу… бюрократизм будет жить… Поэтому культурное развитие рабочего класса и трудящихся масс крестьянства… является основным рычагом улучшения государственного и всякого иного аппарата…

Сталин как большевик и продолжатель дела Ленина понимал: всесторонне развитый, с глубокой внутренней культурой человек — это самостоятельный, гордый человек. И борьба новой России за культуру и свет становилась одновременно борьбой за воспитание гордости в человеке как средства преобразования России.


В Москве, куда Уэлс приехал с сыном из Петрограда, их встретила жизнь, как писал Уэллс, «гораздо более оживленная и легкая» — с большим движением на улицах, с розничной торговлей, с рынками и даже с трамваями, которые, правда, перевозили тогда не пассажиров, а продукты и топливо.

В разоренном Петрограде осени 1920 года жить было, конечно, сложнее. Однако и там, в голодном Питере, среди немногочисленных магазинов имелось, как писал Уэллс, несколько цветочных.