Это может быть студент, безработный, пенсионер, гуманитарий, учёный; это может быть олигарх, банкир, крупный или мелкий менеджер — в общем, самые разные люди. Вопрос не в том, что здесь комфортно или некомфортно, а в том, что они смотрят на такое странное образование, как магазин «Фаланстер», и им оно интересно. Они приходят сюда именно поэтому. Они таких книг не видят нигде в другом месте, они могут случайно столкнуться с кем-то, могут произойти какие-то важные события. Это такая старая европейская идея 60-х годов, что книжный магазин — не просто магазин, а в нём ты можешь рассчитывать на чудо: на важную встречу, интересное знакомство, ты можешь познакомиться с совершенно необычными людьми… То есть примерно как в больнице, когда попадаешь в жёсткий социологический срез общества, только здесь он отфильтрованный, вряд ли ты нарвёшься на какого-нибудь совсем неприятного тебе человека, причём агрессивно настроенного. Но вообще-то это очень сложный вопрос и ответить на него однозначно я не могу.
Когда я захожу в обычный московский книжный магазин в каком-нибудь торговом центре, то он как раз и представляет собой такой очень чёткий срез общества, демонстрацию общественного вкуса и настроения — и в этом плане его можно сравнить с больницей или тюрьмой. Там есть отдел художественной литературы, совершенно точно известно, что там стоит на полках; есть отдел истории, где стоят книги про Третий Рейх и фашистов. И есть такие магазины, как «Фаланстер» и некоторые другие московские магазины. Насколько чётко можно выделить, что за тип людей их посещает? Есть же определённый общекультурный тип человека — участника того процесса, к которому все относят «Фаланстер».
Не хотелось бы выделять и делить людей. Дело в том, что коммуникация между работниками магазина и его посетителями упрощена. Если они не друзья или близкие знакомые, то, по крайней мере, здороваются на улице при встрече. С другой стороны, мы всё-таки пытаемся замедлить этот страшный переход от книги к товару. К несчастью, таких магазинов в Москве очень мало, их должно быть значительно больше. По моим подсчётам, в Москве их должно быть как минимум сорок. А сейчас, по самым оптимистическим подсчётам их не больше десяти, а на самом деле пять. Это ненормальная ситуация. Книга — не колбаса, да люди и колбасу покупают не в каждом попавшемся магазине. Книга подразумевает определённое настроение, атмосферу, которую мы должны создавать. И мы стараемся, несмотря на то, что всё давно решено за нас, пытаемся доказать, что книга — это что-то большее, чем просто товар. Это старая просвещенческая идея, она появилась ещё задолго до появления левых. В супермаркете всё просто: вы сталкиваетесь с определённой структурой товаров: здесь продаются носки, здесь — еда, здесь — книга, а здесь — автомобиль. Автономия — очень важный момент. Что, собственно, является созданием автономии? Есть классические левые объяснения автономии, есть другие.
