Открыв глаза, я встретился с ним взглядом.
— Ты свободен, — сообщил он. — Великий знахарь Азар?
— Просто знахарь, — счел нужным поправить я. — Величие не подобает смертным, оно ведет к гордыне, которая застит разум и притупляет чувства. Лишь смирение способно дать нам должную чуткость. Благодарю тебя, добрый рыцарь, за освобождение!
— Рад помочь достойному человеку, — вежливо кивнул барон. — Я, барон Этвик, буду счастлив приветствовать знаменитого лекаря в своем замке.
— Спасибо, добрый рыцарь! Твои добродетели воистину безграничны. Однако мне следует вернуться домой. Люди нуждаются в моей помощи.
Этвик покачал головой:
— Не думаю, что это будет мудрым решением. Тобой уже заинтересовался король. Он пришлет других людей. Посмотри, как они обращались с тобой. Твои руки слишком ценны, чтобы связывать их грубыми веревками.
Руки у меня в самом деле затекли основательно. Теперь я пытался восстановить кровообращение, сжимая и разжимая кулаки, но пальцы ничего не чувствовали. С ногами ситуация была не лучше.
А барон продолжал:
— Король в свое время сжег многих прекрасных знахарей, которых обвинили в колдовстве. Вряд ли его нравы сильно изменились. По обращению его людей это не заметно. В моем же замке ты будешь в безопасности. И сможешь лечить — здесь тоже найдутся те, кто нуждается в твоей помощи.
Про себя я подумал, что Этвик производит впечатление весьма нетипичного рыцаря. Мне довелось сильно удивиться, еще когда он взял и с ходу прочитал королевский свиток. Грамотность среди рыцарей всегда считалась пороком, а бароны были упрямейшими из всей этой братии. Но, наверное, любое правило допускает исключения.
— Твои слова звучат весомо, — признал я вслух. — Мне остается лишь снова поблагодарить тебя и принять твое любезное приглашение.
Не все ли равно, что предпринимать в игре, сценарий которой неизвестен? Во всяком случае, когда со мной обращаются по-человечески, мне это нравится куда больше.
* * *
— Это отдельная история, — сказал Клод.
Он выставил перед собой сложенные «лодочкой» ладони. Над ними возникло слабое свечение в форме шара, переливающегося всеми цветами радуги. Шар был сантиметров десяти в диаметре, его поверхность подрагивала, как у мыльного пузыря. Я вовсю смотрел на это представление, и удивляясь, и одновременно пытаясь понять, что хочет показать мой собеседник. Может, сейчас внутри шара возникнет изображение — как в детских сказочках про колдунов, которые использовали такие шары в качестве телевизоров с произвольным выбором каналов?
