— А я, понимаешь, задолжал браткам кругленькую сумму… — рассказывал Петрович свою историю.
— Своим братьям?
— Да нет, бандитам. Открыл свой бизнес, а он погорел.
— Чего у тебя сгорело?
— Да ничего. Дело я свое начал. И прогорел, понял?
— Понял.
— Нужны были бабки…
— Повитухи? Гадалки?
— Да нет, деньги. Квартиру я заложил. И тут вспомнил, что еще в конце восьмидесятых в тайге самородок спрятал.
— Зачем прятал? Почему сразу с собой не забрал?
— Смотри, — Петрович достал свой кусок золота. — Вот тут видишь срез? Не то лопатой, не то ковшом саданули. Или, может, бульдозер проехал, потому и не брал его никто. Я когда нашел, показал начальнику — я тут в геологической партии работал. А он как увидел, взял и зашвырнул подальше в кусты. Я говорю: «Ты чего?» А он мне: «А как ты его сдавать будешь? У тебя спросят: а где вторая половина? И все, срок дадут, к гадалке не ходи!» Тогда такие порядки были: скрываешь золото, значит преступник. А я ночью отыскал его, самородок-то, и спрятал. Решил, придет время, пригодится. Вот оно и пришло. И ведь цел, паршивец, сохранился как в банковском сейфе, восемнадцать лет пролежал — и ничего! Теперь за него шестьдесят, а то и семьдесят кусков зеленых отвалят. С братками рассчитаюсь, квартиру верну — и можно по новой в долги влезать.
— А эта музыка сейчас в цене? — Фрол похлопал по карману, в котором лежали алмазы.
— Эта музыка всегда в цене. А ну, давай-ка посмотрим.
— И сколько это может стоить? — владелец алмазов расстелил на столе тряпицу и разложил свое состояние.
— Необработанные, да не все чистой воды… Сколько тут? Карат двести с небольшим? Легально тоже ведь такую кучу не продашь, начнутся вопросы, откуда, да как? Ну, а на черном рынке тыщ сто — сто двадцать баксов получить можно.
— Ты мне в рублях скажи. В рублях-то это сколько?
— По нынешнему курсу где-то три миллиона с копейками.
— Ты… ты… три мил-ли-о-она?! — у Фрола округлились глаза. — Да не пугайся ты так, на самом деле это не так уж и много.
— Да ежели штоф водки двугривенный стоит…
— Стоил. Когда-то. А сейчас уже не двугривенный, а двести рублей, так что обольщаться не надо. Но все равно, ты — богатый человек. Если умело пристроить эти деньги, можно жить на ренту и горя не знать.
— Эх, жаль, остальные уплыли.
— Так ты говоришь, ТАМ еще у тебя есть?
— Есть, — Фрол завернул в тряпицу камни и спрятал в карман. — Здоровый мешок очень был, мне его не с руки тащить-то, я и поделил надвое. Часть с собой забрал, а часть там схоронил.
