— Фу, весь прокуренный насквозь. Вы наверное только и делаете, что дымите, — с нежностью говорила она. — Ну, вот, теперь иди отмывайся, а мне снова надо губы красить. И растрепал всю, противный…
Подойдя к зеркалу, Алексей заметил на щеке два красных полукруга и вдруг задумался.
— Лешка, все-таки нехорошо так долго ждать тебя одетой. Через полчаса спектакль, а он, пожалуйста: является голодный, небритый. Иди скорее мыться… Нельзя же каждый раз ругаться с билетерами!..
Алексей подошел к жене и попросил ее с серьезным видом:
— Маринка, поцелуй меня еще раз, — подставил другую щеку.
— Господи, что тебе еще взбрело в голову?
Он снова посмотрел в зеркало и увидел обращенных друг к другу два полумесяца, но бледнее, чем первые.
— А ты можешь меня поцеловать так, чтобы была одна черточка, а не две, а?
— Для этого надо иметь одну губу, — засмеялась Марина.
— Вот как! Тогда не надо…
— Папа, мама на тебя рассердится, — заключил вдруг Виталька, дожевывая кусок булки, — вы в театр опоздаете.
Алексей поцеловал сына и пошел мыться.
— Сейчас такси возьмем, — сказал на ходу. — Наливай-ка суп, быстренько! Через пятнадцать минут я буду готов.
Утром, когда Изотов вошел в комнату Шумского, он застал Алексея сидящим за пустым столом, без бумаг, фальшиво насвистывающим арию Ленского.
— Ты что? — удивился Виктор. — В отпуск, что-ли собрался?
— Нет, думаю. Я вчера на «Онегине» был… Третий раз. И странно, опера мне все больше и больше нравится. Иногда даже жалко, что не имею отношения к музыке… А впрочем, может быть, и хорошо, слуха-то у меня нет никакого. А у Витальки, по-моему, есть, буду учить его… А? Что скажешь?
— Хм, ты об этом и думаешь?
— Нет, это так, по пути. Знаешь, к какому выводу я пришел в кордовском деле? Мы ломимся в открытую дверь… Да-с…
— Это что-то новое, — улыбнулся Виктор, — а конкретнее?
— Мы ищем женщину, которой, может быть, и не было.
— То есть?.. — не понял Изотов и добавил шутливо — Быть может, господин Онегин мне объяснит твои поступки.
— Нет, не объяснит, товарищ Изотов, — засмеялся Шумский. — Продолжаем, как задумали, вызывай Назарову. Я послушаю вашу беседу. А через неделю я тебе все подробно расскажу. Хочу кое-что проверить…
Назарова пришла точно. Она была такая же, как и несколько месяцев назад, цветущая, дородная, хорошо одетая. Не было лишь печали на ее лице. Видно, горечь утраты прошла, забылась. И держалась проще и была разговорчивее. Шумский молчал, иногда только вставлял свой вопрос, и смотрел куда-то в сторону, когда она отвечала, словно не слушая ее.
