И снова вездесущие картины. Если так пойдет и дальше, лет через десять на стенах живого места не останется. А вот мансарда мне нравится. Там очень много зелени — в основном фикусов и пальм в кадках. С улицы всем кажется, будто это оранжерея. А еще это единственное место в доме, где царит пусть и творческий, но все же беспорядок. И нет сводящей зубы больничной стерильности, затхлого музейного запаха и архаичной упорядоченности.
Энергетика тоже особая, вдохновляющая — еще бы, ведь тут создается настоящее искусство. А в других комнатах бездарно потребляется, из порыва и видения превращается в обычные экспонаты, коих в любой галерее пруд пруди. Мистер Андерсен как-то сказал, что любое творение живет лишь в процессе создании, а потом превращается в памятник, на который и смотрят обыватели.
— Добро пожаловать, — Лора включила свисающий с потолка софит. До боли яркое пятно света вспыхнуло в центре пола. — Готовь мольберт, а я быстренько приму душ.
— Хорошо.
Готовь мольберт… Да уж, недвусмысленно прозвучало. Год назад только от одной этой фразы мой мольберт сразу бы пришел в полную боевую готовность. Но теперь… любовь ушла, завяли помидоры. А может не было ее у нас. Неважно. Так или иначе, свое получу, пусть и не в полном объеме.
Водрузил на треногу щит с зажатым листом бархатной бумаги, подточил карандаши, перебрал коробку с твердой пастелью. Собственно, вот и все приготовления — минуты три заняли. Бейкер, само собой, проторчала в ванной гораздо дольше, и все это время я сидел на табуретке и глядел на окутанный туманом засыпающий город.
Завтра нам придется расстаться. Но сегодня я наслажусь твоим видом сполна.
В дверь тихо постучали. Я аж подпрыгнул от неожиданности и уронил точилку.
— Кто?! — выпалил, резко встав и сжав кулаки.
— Это я, — прошептала Лора. — Ты готов?
— Всегда готов. А ты чего прячешься?
— Стесняюсь, знаешь ли!
— Тогда забудь о мистере Андерсене. Чтобы впечатлить его, надо не просто раздеться, а сделать это смело и страстно. Иначе твой любимый Эндрю лишь посмеется. Как говорится, взять крепость легко, а удержать куда сложнее.
— Ладно… Попробую.
Девушка на цыпочках вошла в мансарду и встала под софитом. Я вздохнул и покачал головой — бедняга обречена. На ней был запахнутый под горло атласный халатик, но вела она себя так, будто уже облачилась в костюм Евы.
Под мышкой бывшая держала свернутый меховой коврик, в правой руке — початую бутылку вина. Судя по надписи на этикетке — французского.
