Бывало, рано утром выйдешь в кухню, а на столике у печи уже пыхтит квашня, накрытая скатеркой, из нее лезет пышное, белое тесто. Самой хозяйки в доме нет, она ходила к ранней обедне. Но, вернувшись, успевала к подъему детей разделать тесто на пирожки, которые, вытронувшись, только и ждали, когда их поджарят и подадут на стол. Наконец, за столом собиралась вся «орава», так называла Пелагея Николаевна свое семейство. Все с аппетитом уминали пирожки, нахваливая их, а мать все метала и метала их на стол. Потом и сама красная от печного жара садилась за стол и долго, не торопясь, пила чай. А после чая – новая забота: обед. «Ведь опять жрать захотят!». Подбросив дров в пышущую жаром печь, Пелагея Николаевна задвигала в нее чугун с мясом, шинковала капусту, чистила картошку на первое и второе, и, только управившись с делами и закрыв в печи заслонку, она с облегчением вздыхала и шла в спальню отдыхать. Но не всегда это удавалось ей. То с ревом возвращался с улицы Толька, которого побили соседские мальчишки, и мать терла ему очередной синяк серебряной ложкой, ругая того же Тольку, что он связывался со всякой шантрапой. То приходила домработница верхних жильцов, занять соли или спичек.
– И умереть не дадут! – говорила Пелагея Николаевна, снова укладываясь на свою пышную кровать. Но вот приходила квартирантка из второго дома, что стоял во дворе. Приходила с жалобой:
– Вот только что лежали на комоде часы, не успела оглянуться, как они пропали…
А тут еще я, войдя в кухню и услышав о пропаже часов, говорила неосторожно:
– А у нас пропали два тома «Физики» Краевича… Еще вчера стояли на полке…
Пелагею Николаевну как на пружинах подбрасывало:
– Небось, запхали куда-нибудь, да и ищете вчерашний день!
Сконфуженная, я шла к себе в комнату, рассказывала мужу о сцене, разыгравшейся в кухне, он недоволен:
– Не надо было ничего говорить о пропаже книг.
Но я знаю, что он был огорчен их пропажей, ведь выкроить денег на покупку их из нашего скромного бюджета было не так-то просто.
Вечером к нам в комнату входила хозяйка и говорила:
– Скошу я вам за месяц за комнату-то. Ведь проиграл ваши книжки в карты пащенок! Отдал за бесценок!
«Пащенок» – это Костя, ему двенадцать лет, но он уже покуривал, таская у Петра папиросы, а теперь, оказывается, и в карты играл.
– Уж я била, била его валенком, аж самой плохо стало…
Пелагея Николаевна отправила «блудного сына» в Тюмень к своему деверю, надеясь, что уж там ему не дадут разболтаться:
