– А я, бывало, до смерти хотела луку зеленого, – вспоминала павловская бабушка, – пойду в огород, нащиплю пера, раздеру его вдоль, насыплю в него соли, сверну гармошкой и ем.
Няню тянуло, по ее словам, на капусту соленую:
– Пила и пила бы капустный рассол.
– А я, как Пашу носила, все бы пельмени одни ела, – вставляла свое слово Лена.
Вспоминали соседку Агнию. Бабушка рассказывала:
– Зашла я как-то к ней за ведром малированным, а она сидит рекой разливается. Что, говорю, девка, плачешь? А она: «Ой, бабушка, горе-то у меня какое! Девчонка-то у меня ненормальная! Иди, погляди». Открыла она мне дверь в спальню, а там клетка на полу стоит, «манеж» по нынешнему называется, а в клетке-то дитя мечется туда-сюда, из угла в угол, на мать и не глядит, будто не видит, изо рта слюнка течет. «Вот так день-деньской» – говорит Агния. «Есть захочет – замычит, покормишь – замолчит». Ну, а доктор, что сказывает? «А что доктор, пить, говорит, не надо было. А я, веришь, Симоновна, без четушки дня не могла прожить. Придет Иван с работы, не принесет четушку, я в слезы. А он шапку в охапку, да и бежит в магазин». Не дело это, девки, когда баба пьет, особливо, когда в тягости. Мне так на дух ее не надо было проклятущую. Зато тятенька не отказывался.
– Да он и сейчас мимо рта не пронесет, – смеясь, вставляла тетка Анна.
Озорная, она, чтобы развеселить сестер, переводила разговор на новые рельсы.
– Ну, девки, рассказывайте, как с мужьями живете, любитесь! Я со своим Яшей пока не натешусь, не усну… Ты, что, Анюта, покраснела? Да она ведь у нас монашка!
Мама не любила таких разговоров, ей казалось бесстыдным говорить так открыто о сокровенном.
– Зато Васенька у нее не монах! – Анна намекала на уже заметную беременность мамы.
– Да будет вам, девки, – вступилась за маму бабушка, – известно дело: бабенка не без ребенка. И то сказать, баба, что мешок, что положишь, то и несет.
Оставив маму в покое, Анна принималась за младшую сестру:
– А ты, Ленка, что чахнешь со своим чахоточным? Какая радость-то от него? Поди, он ни на что уж неспособен? Завлекла бы кого-нибудь! Что красоте-то твоей да молодости зря пропадать!
– Ох, Нюрка, мелешь ты чего не надо, – осуждающе говорила бабушка, – не все мели, что помнишь, через край нальешь, через край и пойдет. А ты, Ленка, меньше слушай. Жили люди до нас, будут жить и после нас. Была под венцом – и дело с концом. Эта пословица про Ивана Петровича. Даден он тебе в мужья, вот и блюди себя. Как сложено, так и течет, надсаженный конь, надломленный лук, а все верный друг.
