Шел гулеван по кумачовой дорожке, покачивался, наигрывал на гармошке-итальянке и припевал:
Ах, близ Рязани, за Москвой,
Да в государевом селе,
Ах, жил крестьянин, жил богатый,
Он отец своей семье…
Сзади приискателя шел мужик в сером армяке, нес на руке его синий кафтан. Тут же ковылял старый бродяга Никита, почуявший обильную выпивку.
Пока приискатель шел по деревне, мужики и ребятишки собирали сзади кумач, забегали вперед и вновь расстилали.
Ребятишки липли к гулевану и, задирая головы вверх, дергали руками полы его поддевки, клянчили:
— Дяденька, дай копейку!
— Дяденька, грошик!
— Ну, дай, дяденька, а?
— Ну, чего не даешь-то?
— Дяденька! А дяденька…
Но гулеван растягивал гармошку во всю ширь зеленых ее мехов, припадал к ней ухом и хрипло орал:
Ах, я прошел огонь и воду
И в Сибири погулял.
Не нашел нигде слободы.
Край родимый потерял…
Большая толпа провожала идущего по кумачовой дорожке песенника-гулевана и хохотала.
На половине деревни гулеван остановился.
Остановилась и толпа.
Вытащил гулеван-приискатель из кармана поддевки горсть медяков — швырнул вверх над толпой:
— Бери!
Вытащил из другого кармана горсть пряников — тоже в толпу:
— Получай!
Бабы, девки и ребятишки с визгом и хохотом кинулись собирать.
Приискатель повернулся к мужикам и, тыча пальцем в сторону одной избы, спросил:
— Кто хозяин этого дома?
Из толпы вынырнул Силантий Ершов — сосед Филата:
— Я, дружок, я…
Приискатель уставился на него полупьяными черными глазами:
— Принимаешь, а?
Силантий засуетился, стал приглашать:
— Пожалуй!.. Пожалуй!.. Заходи!.. Милости просим…
Приискатель с толпой мужиков направился во двор к Силантию.
Катерина, жена Силантия, шла сзади и сердито шептала мужу на ухо:
— Ну его к лихоманке… Не буду угощать!..
Силантий отталкивал ее локтем от себя и шипел:
— Без разговору!.. Интересу своего не понимаешь?.. Дура!..
— А вот и не буду! — не унималась черноглазая Катерина.
У Силантия глаза кровью налились. Пригрозил жене:
— Ребра переберу!
Так они с руганью и в избу вошли.
А через час из открытых окон Силантьевой избы, снаружи облепленных деревенскими ребятишками, уже доносился пьяный галдеж.
Густым и хриплым от перепоя голосом, под аккомпанемент своей гармонии, усатый приискатель запевал:
Цвели в поле цве-е-етики,
Ой, да все спобле-окли…
Хор пьяных голосов подхватывал:
Да любил мальчик де-е-евицу.
Ой, да и споки-инул…
Песня ненадолго обрывалась.
Покачиваясь на ногах, в малиновой рубахе с расстегнутым воротом, стоял приискатель за столом в переднем углу, под образами, наливал из четверти в чайные чашки водку и, размахивая над головами мужиков огромной бутылью, орал:
