Бемо был счастлив послужить таким образом этому Министру. Он уже использовался им в нескольких других мелких делах, но так как никогда это не было связано с Королевой, ни даже с какой-нибудь особой, на сто шагов приближавшейся к ее положению, он держался от этого столь горделиво, что мне было совсем нетрудно распознать по его [74] виду, что у него появился какой-то большой повод к радости. И правда, это мне показалось настолько явным, что хотя я прекрасно знаю, никогда и ни у кого не следует спрашивать о его секрете, тут я не удержался и сказал ему, что он неправ, скрывая добрую удачу от своих друзей, поскольку это лишает их всякой возможности повеселиться вместе с ним. Он прикинулся, будто не понимает, о чем я хотел сказать, и попросил у меня объяснений; я ему наивно объяснил все, что об этом думал. Он не пожелал посвятить меня в это дело и не слишком плохо поступил, поскольку, кроме того, что он обязан был хранить секрет, я не воздал бы ему особо великих почестей за радость по такому поводу, когда, как мне казалось, он должен бы скорее испытывать печаль. Действительно, это дело было совсем не к чести его мэтра, и каким бы способом он из него ни выпутался, он непременно оставит в нем и свою, по моему мнению. Как бы там ни было, я не смог из него вытянуть ничего другого, кроме того, что я вмешался в чужие дела, пожелав их разгадать, но из меня получилась скверная гадалка; он приложил все усердие к исполнению команд Его Преосвященства и не слишком здорово в этом преуспел — Королева по-прежнему отдавала справедливость Тревилю, и ее доброе мнение о нем уберегло его родственника, к кому она далеко не испытывала таких же милостивых чувств; Кардиналу ничего больше не оставалось, как осуществить свои угрозы. Он велел сказать этой Принцессе, будто бы возвращается в Италию; но он поостерегся доставить столько удовольствия Франции, что сохранило бы ей и многих людей и многие миллионы. В самом деле, гражданская война, разгоравшаяся в то время в Королевстве, полыхала только по его поводу или, по крайней мере, если сюда и привносились амбиции со стороны нескольких персон, таких, как Принц де Конде и кое-какие Члены Парламента, он все-таки удалил бы к ней главный предлог, если бы пожелал сдержать свое слово. Но он предусмотрительно не покинул место [76] Первого Министра, где уже накопил множество денег и переправил их в Италию, и где намеревался скопить еще гораздо больше для утоления своей скупости. Итак, далеко не изменив своего поведения ради удовлетворения народа, жаловавшегося все громче, он все так же продолжал продавать освобождающиеся должности, какого бы рода они ни были. Он продавал даже такие, какие не продавались никогда, вроде поста Суперинтенданта Финансов, за который Маркиз де Вьевиль дал ему четыреста тысяч франков. Маркиз поверил, выплатив эту сумму, будто тот позволит ему действовать, как ему самому будет угодно, и он не замедлит после этого вернуть свой заклад; но Кардинал столь чувствительно дал ему по рукам, что если бы тот мог еще за всем уследить, то там не осталось бы вообще никакой прибыли для Маркиза. Его семейство действительно совсем от этого не разбогатело, и для него было бы гораздо лучше, когда бы он сохранил свои деньги и не имел такого доброго аппетита.
