Но все кружились перед глазами красивая, с серебряной росписью, шкатулка и знакомая, до каждой царапинки знакомая рука, берущая деньги…
— Полверсты до леса, — рассуждал вслух бородач. — Неужто никто не вызовет наших?
Наверно, он пытался успокоить ее, подбодрить. А ей было все равно. Она слышала насмешливый и вежливый голос:
— Надеюсь, госпожа Васильева, вы благополучно доставили сведения?…
Начальник СД говорил по-русски свободно, лишь изредка искажая отдельные слова. Рогге, пока его не посадили, хвастал, что его шеф еще до войны специально выучился русскому, чтобы читать Ленина и Достоевского в подлиннике. Пригодилось. Теперь этот знаток славянской души сидел в той комнате, где Шуру когда-то принимали в пионеры, и не изводил ее чужими, немецкими, фразами, не унижал, не бил, а культурно беседовал с нею на родном ее языке, почти без акцента… Но только после каждой его улыбки все меньше и меньше хотелось жить.
— Ну, ну, мэдхен, не надо так дрожать. Вы оказали рейху настолько гроссе услугу… Не будем анализирт какую, паче тем она была невольной… что я не предпочел поступить с вами как с врагом.
…Невольная услуга… Деньги в руке Ленца… Гроссе услуга…
— И если бы вы согласились оказать нам еще одну… — он пощелкал пальцами, ища слово, — любезность, уже сознательно… ну, скажем, начертайт расположение партизанского лагеря, то мы не только отпустили бы вас, но и… — он с улыбочкой раскрыл шкатулку, — как-то компенсировали муку вашей совести.
Она рванулась, швырнула проклятую шкатулку ему в лицо. Кляйвист едва успел отшатнуться.
— Вы сами приговорили себя! — Поправив очки, он нажал кнопку.
Адъютант явился моментально, словно только и ждал за дверью, когда, наконец, его начальнику надоест с нею возиться.
Кляйвист размашисто подписал заготовленный приказ, вручил его однорукому и прошипел ей в лицо:
— Или вы надеетесь — легкая смерть, пиф-паф? Найн! Публичная казнь! Там, где вас взяли! — Изо рта его приятно пахло какой-то очень душистой пастой. — И пусть это послужит предостережением для прочих романтических фрейлейн, любящих прогулки им вальд [21].
И сразу успокоившись, он сел за стол, внес поправку в текст приказа и, прикрыв ладонью веки, раздумчиво сказал адъютанту, но почему-то по-русски, наверно по инерции:
— Да и к тому же публичный экзекуцион снимет у противника возможные подозрения, что пленку доставила в лес наша агентка…
…Ну и пускай я умру, пускай! Зато не подумают, что и мне фрицы деньги платили…
