Анна теперь уже не так смущалась Тарабрина.
- Да понемножечку...
Она поднялась.
- Не торопись, Анна Андреевна, - остановил ее Жестев. - Разговор коснется и вас.
Тарабрин вопросительно поглядел на Жестева, но ничего не сказал.
- Сидите, сидите, - согласился он. - Пожалуй, Поспелова зря не прихватил. Я ведь заглянул в правление. Он набивался, да я остановил, хотел сначала с тобой...
- И правильно, - одобрил Жестев. - Анна Андреевна другой коленкор.
- Ну, как знаешь, как знаешь, - опять согласился Тарабрин. - Тебе виднее. - Он сложил на коленях руки и сразу перешел к делу. - Получили мы твое заявление, понимаем, сочувствуем, но с работы - нет, не отпустим. Для секретаря парторганизации нет у вас сейчас подходящего человека. Подлечиться - дело другое, путевку в санаторий для тебя запросили. Но от руководства нет, не освободим. Не обойдемся.
Тарабрин говорил громко, властно, категорично, но на Жестева его слова, по-видимому, не произвели особого впечатления.
- Обойдетесь.
- Позволь райкому судить.
- Без Сталина обойдутся!
- Что? Что? - Что-то в тоне Жестева озадачило Тарабрина, он подался вперед и как бы заново начал вглядываться в Жестева. - Что ты хочешь этим сказать?
- Да не больше того, что сказал, - успокоительно произнес Жестев. - Не поеду я в санаторий. За хлопоты, конечно, спасибо, но не хочу из дому, и без старухи своей тоже не хочу. Дома я лучше окрепну, поверьте. А вот в руководители уже не гожусь. Я ведь, Иван Степанович, понимаю, что теперь предстоит. Не снести мне эту ношу, не по плечу.
- Подожди, подожди, что ты сказал про Сталина? - оборвал Тарабрин. При чем тут Сталин? Я не вижу связи...
- Очень даже при чем, - все так же спокойно и с какой-то внутреннею улыбкой ответил Жестев. - Сами о нем еще не раз заговорите. А мне по-стариковски...
Придраться было не к чему, но слова Жестева не лезли ни в какие привычные каноны и насторожили Тарабрина. Он даже перешел с панибратского "ты" на более официальное "вы".
- Что вы все-таки хотите этим сказать?
- Да лишь то, Иван Степанович, что всем нам придется теперь измениться...
- То есть как измениться?
- Поумнеть, Иван Степанович!
- А вы что же...
- А я слаб, не вытяну, растеряюсь...
Тарабрин не ответил, он только пристально смотрел на Жестева.
- Кем я был? - продолжал Жестев. - Помните, ходили у нас в деревнях сельские исполнители? С блямбою на груди? Вот я и был им...
- Что это еще за блямба?..
Насколько категоричен был Тарабрин в начале разговора, настолько неуверенно говорил он сейчас. Кажется, он принял блямбу и на свой счет.
