- Когда я умру, - сказал Петухов, - я хочу, чтобы меня обязательно закопали в землю. Я не хотел бы, чтобы меня сожгли. Я биолог, и меня нисколько не пугают ни тлен, ни могильный сумрак, ни черви. Естественный и справедливый процесс. Мы состоим из тех же химических элементов, что и все в природе. Вы прислушивались когда-нибудь, как растет трава? Это и наш голос в ее шелесте. Прислушайтесь...
Петухов смотрел куда-то сквозь Анну, но сама Анна смотрела на Петухова. Ее озарило как молнией: в его глазах было столько задора, что его нельзя было жалеть, он не нуждался в жалости, он продолжал черпать жизнь полной мерой.
И вдруг он опять, в который уже раз, спохватился и виновато посмотрел на свою собеседницу.
- Извините, - сказал он. - Разговорился. Должно быть, жена уже пришла за мной. Слышит, что кто-то есть, и не заходит. Посмотрите, пожалуйста.
Анна выглянула в коридор. Там сидела молодая женщина, высокая, полная, статная, с малиновыми губами, с соболиными бровями, настоящая русская красавица.
- Вы за Иваном Александровичем? Он ждет...
Женщина легко поднялась, кивнула Анне, на минуту скрылась и пошла в кабинет, катя перед собой кресло на колесах, в каких возят паралитиков.
Анна воображала, что у немощного Петухова и жена должна быть ему под стать, какая-нибудь изможденная, маленькая женщина, которая несет посланный ей судьбою крест. А такая мешок с зерном пудов в пять поднимет - плечом не поведет. Такой жить да жить. Косить да жать, да ребят рожать. Муж для такой только в сказке есть...
А она подвезла к столу кресло и спросила:
- Устал, Ванечка?
- Ничего, - сказал он. - Отдохнем.
Жена Петухова не посмотрела даже на Анну, точно ее не было в комнате, обняла Петухова за плечи и легко, совсем легко, точно она и вправду привыкла таскать мешки с зерном, перенесла Петухова в кресло.
Она помогла Петухову одеться, заботливо подоткнула со всех сторон и плавно покатила перед собой.
- Всего хорошего вам, - сказал на прощанье Петухов. - Пишите, если что. Да и сами себя в обиду не давайте.
- Всего хорошего, - повторила его жена. - Слаб, слаб, а драться до смерти любит...
Она засмеялась, и так с этим смехом они и исчезли в зимней ночи.
VII
На смену промозглой, дождливой осени пришла суровая, снежная, бессолнечная зима. Все тонуло в сугробах. Дома и срубы будущих домов, заборы, кусты, бревна. Сурожь стала рано, ее занесло снегом, темнели только тропинки через реку. Так и жизнь Анны была занесена снегом, лишь тянулись по снегу извилистые темные тропки.
