… разъяренный сеньор Козимо…, prete[6], крестящий разбушевавшуюся сеньору…
… ее упрямое сопротивление заталкивающим обреченную узницу в карету…
… дрожащий фитилек свечи в ее келье, и она сама, забившаяся в угол более чем скромно убранной кровати…
Кольцо жгло палец, а меня лихорадило. И от жути настигшего прозрения, и от страшной трагедии, случившейся когда-то в этом доме сразу после моего рождения, и от… растерянности. Как это у меня получилось раздвоиться? И для чего? Чтобы увидеть это? А, зачем Бог позволил мне это?
Вместе с тем, многое встало на свои места. И увлечение отца медицинскими трактатами, среди которых царствовал Гален из Пергама с его утверждением о наличии "горячей крови" у рожениц, якобы проникающей в голову после родов и заливающей мозги – он не верил в одержимость жены и пытался найти причину ее заболевания.
И его холодность, и неприятие меня, ставшей причиной несчастья его жены. И желание побыстрей избавиться от меня, каждодневно напоминающей и внешностью, и манерами о ней.
Сорвав кольцо, а вместе с ним и проснувшийся во мне дар – увидеть Божественное предостережение и предначертанный Господом путь – я юркнула в кровать, прижавшись к сонной Агнесе. Она что-то невнятно пробурчала и обхватила меня теплой рукой, оградившей на время от всего.
В том числе, и от этой непрошеной милости – узнать скрытое от всех.
Несмело потянувшись к моим, уже без сеточки, волосам, граф вдруг дернулся, с надрывом закашлявшись, что избавило меня от вынужденного проявления с моей стороны неуважения и к его титулу, и к его дому – отшатнуться, опасаясь заразы. Надсадный кашель Франческо еще раз подтвердил – я не ошиблась в предвидении намного вперед будущих событий. А, значит, не ошиблась, приняв это замужество.
Плавающая в воздухе склизкая мерзость в очередной раз выбирала к кому бы прилепиться. Или к этой миленькой служанке, испуганно принявшей замаранный графской кровью платок. Или к вон тому напыщенному сеньору, брезгливо поджавшему губы.
Ожидая, пока мой будущий супруг придет в себя, осмотрела апартаменты – что меня здесь взволновало?
Нет, не блистательное великолепие, бросающее вызов разгуливающей по городу болезни, а… у окна стояло МОЕ кресло, с переброшенным через подлокотник, так как обычно, МОИМ мартингалом с серебряными пряжками. Взгляд метнулся к стене… МОЕ зеркало с маленькой трещинкой в нижнем правом углу. А на полочке под ним… МОЙ гребень.
Ошеломленная, я обернулась к Франческо. Тот улыбался опухшими губами:
