Агнеса поправила съехавший набок чепец и с преувеличенной почтительностью, граничащей с гротескностью, распахнула передо мной двери, но, не справившись до конца с ролью придворной дамы, добавила со всегдашней поучительностью:
– Не лети, как угорелая. Помни, кто ты теперь. Я, следуя наставлению, с задранным подбородком и величавой осанкой зашелестела юбками, покидая мою половину палаццо.
Завтра дочь ювелира – Корделия Сотти – станет женой графа Франческо делла Ласторе. Я, которая сиденью за благочестивыми беседами предпочитала возню с лошадьми или копанию в отцовской библиотеке, должна была осваивать новую для меня роль со всеми придуманными для нее условностями, включая походку.
Уже на пороге гостевого зала меня встретил разгневанный взгляд отца, ясно передавший, что бурлило у него в голове.
В противовес испепеляющим молниям в его глазах, в группе присланных за мной посыльных, по цветастости узорчатых тканей плащей не уступающих моим попугаям, воцарились тишина и благоговение.
Один из них сдавленно вздохнул. Полагаю, не сдержав переполнившего восторга от моей несравненной красоты. А, могла ли быть другая причина?
И все четверо склонились передо мной в полкорпуса – очередная условность, которую я обязана была теперь принимать как должную.
– Ну, что же, дочь моя, – отец, с несвойственной ему напускной нежностью, приобнял меня, тут же мстительно ущипнув за бок (плотный бархат смягчил накал страстей), – эти высокочтимые сеньоры сопроводят тебя к твоему супругу.
Он приложился губами к моему лбу, к счастью, на этот раз без намерения нанести увечье.
Подтолкнув меня к "высокочтимым сеньорам", отступил на шаг, тем самым подтвердив, что договор в силе – его самая дорогая драгоценность передана из рук в руки в целости и сохранности.
Сделка удачно завершилась. Ему – должность придворного ювелира. Мне – титул. Пресытившемуся похождениями Франческо – юную красавицу жену.
Все остались довольны. Кроме меня, осведомленной о продолжительности моей супружеской жизни – ровно одна ночь.
Агнеса кинулась было помочь мне забраться в карету, но тут же была оттеснена одним из "высокочтимых сеньоров", намерению которого поддержать меня я категорически воспротивилась. Речь не шла о демонстрации пренебрежения к протянутой руке. Просто пока я еще звалась Корделией Сотти. Со всей прилагающейся к этому имени неповторимостью.
Уже из окна сбросила Агнесе, стянув с волос, золотую сеточку. Так я ее и запомнила – прижимающую к груди мой прощальный привет и с каждым шагом иноходца уходящую от меня в прошлое.
