Минули те времена. Хусаин давно не выходит на лед. С годами ушла сила. И бай Гильметдин состарился. Выросли, дети. Вот только хозяйские уехали в Петербург учиться, а его старшая пошла пыль глотать у Алфузова на фабрике, а младшая сидит тут рядом на нарах и кутает босые ноги в подол ветхого платьица.
Вот и выходит, верно Исхак сказал: человек человеку не ровня. Один сложа руки живет, в меду купается, а другой — спину гнет с утра до ночи, а из грязи не вылезает.
Потом вспомнил Хусаин молодого хозяина, офицера в золотых погонах. Он его с мальчишек знал. Был мальчишка как мальчишка, а вон какой красивый офицер вырос! А только все равно: хоть белая собака, хоть черная собака, она собака и есть — посмотришь, вроде ласковая, а чуть что — и в ногу вцепится… Вот тут и разберись…
Хусаин поднял голову, оглянулся и словно впервые увидел свое убогое жилище. Закопченные стены, низкий потолок, облупившиеся рамы слепых окошек. Тут взгляд его упал на желтую бумажку, засунутую в щель.
«Что за бумажка?» — подумал он и тут же вспомнил, что вчера сам засунул ее туда, когда Исхак приходил его проведать.
Хусаин тяжело поднялся, достал бумажку, разгладил ее, положив на колени, и подозвал Газизу.
— А ну, дочка, прочитай-ка еще раз, что тут написано? — сказал он непривычно ласковым голосом.
Газиза обрадовалась и этому голосу, и тому, что ее помощь нужна отцу. Она медленно и старательно стала читать, почти не ошибаясь. А Хусаин слушал, полузакрыв глаза, и время от времени кивал головой, как бы подтверждая каждую мысль.
— «Товарищи солдаты! — читала Газиза. — Подумайте о том, за кем вы идете? Кого вы защищаете своими штыками? С кем вы сражаетесь? Вы идете за байскими сынками, которые, как баранов, ведут вас на бой с вашими братьями. Вы защищаете толстопузых баев, которые, как клопы, пьют вашу рабочую кровь. Вы, как верные псы, стережете байские богатства, нажитые вашим же потом. С оружием в руках вы идете против бедняков — рабочих и крестьян…»
Газиза боялась, что у отца не хватит терпения до конца дослушать листовку. Но отец не торопил ее. Он слушал внимательно и терпеливо, а когда Газиза дочитала все до конца, он громко вздохнул, поднял голову, взял листовку в руки и осмотрел ее со всех сторон, словно желая убедиться, что все, что он услышал, действительно было написано там. Потом он аккуратно сложил бумажку и сунул ее на прежнее место.
Тем временем Фатыйха поставила на стол кипящий самовар, рукой показала Газизе: приглашай, мол, отца к чаю, а сама ушла за перегородку и принялась выгребать на совок горящие угли и складывать их в горшок.
