И Хусаин сидел. И час, и два в маленькой, темной, холодной комнатке. Сидел и думал. Больше там нечего было делать.
За эти часы обдумал он всю свою жизнь с того времени, когда впервые встал собственными ногами на родную землю, и до той поры, когда борода поседела.
Неплохо вроде бы начиналась у него жизнь: затянув красным кушаком черный суконный чекмень, заломив набекрень каракулевую шапку, сидел он на козлах, упершись ногой в передок и крепко держа вожжи в сильных руках.
«Что за парень, — говорили про него люди, — посмотреть любо: и ладный и удалой!»
Да и сам он так же думал: и красив, и здоров, и молод, и силен… чего же еще нужно человеку?
Полюбилась ему девушка, самая красивая в слободе…
Другие годами обхаживают невест, а он сегодня увидел Красивую Фатыйху, а глядишь, уже и свадьбу сыграли и зажили вдвоем: Красивый Хусаин и Красивая Фатыйха. Только жизнь у них пошла не больно красивая. Гордая была Фатыйха. Лицо открыла мужу, а душу так и не открыла. Прошла первая любовь, пошли ссоры. Ссорился-то он, Фатыйха терпела да молчала. И чем больше она молчала, тем грубее и мелочнее становился Хусаин. Жена робела перед мужем, и дочки его боялись. Как туча, входил он в дверь, и сразу замолкали в доме шутки и смех, песни и возня детей. И тогда одно оставалось: сесть на нары, обхватить колени да покрикивать, срывая злость на жене и на дочках. Только и радости.
Впрочем, нет. Была и еще радость у Хусаина: кулачные бои на озере. Вот уж там, на льду озера, он отводил душу. Вот уж там резвился, как мог.
Когда приближались дни кулачных боев, Хусаин заранее начинал готовиться к ним. Он ходил, широко расправив плечи, твердо ступая по земле, так, словно каждым шагом подчеркивал: «Это моя земля».
Когда спускались на лед бойцы — рабочие из суконной слободки, — Хусаин первый выходил навстречу, размахивая пудовыми кулаками. Несладко приходилось противникам Хусаина, но случалось, что и ему крепко доставалось. Как-то раз так отделали Хусаина, что он месяц пролежал в постели. Вот тогда, один раз за всю его жизнь, хозяин — большой любитель кулачных боев — пришел проведать верного слугу.
— Ты лежи, лежи, поправляйся, — подбадривал бай своего работника. Он ласково называл его своим ровесником, обещал место сохранить за Хусаином и хвастал потом, что нет в городе такого кучера, который и хозяину служит верой и, правдой, и лошадей любит больше, чем своих близких, да еще и дерется, как богатырь… развлекает…
