Ступив в мерцающий портал, Стивен тут же упал на мягкую, толстую, белую перину. Не желая противиться, он позволил ей окутать себя, и лишь улыбнулся этой иллюзии, сплетенной из его воспоминаний, но не им самим.
Если прохладу роскошных простыней еще можно было забыть, то люстру над головой и золоченую лепнину было трудно с чем-то спутать. В комнате было темно, лишь в камине едва теплились язычки пламени. Это был его любимый номер в отеле «Плаза» – или не совсем, учитывая непривычные новшества. Круглая постель, панорамные окна, изобилие орхидей – все это, вероятно, было заимствовано из других комнат и других мест, в результате чего получилась абсолютно новая комната, пусть и полная знакомых предметов. Номер в отеле, существующий лишь в голове Стивена.
И в Измерении Снов.
Стрэндж почувствовал теплое, мягкое прикосновение, и тут же вспомнил, почему не мог считать себя истинным последователем дзен-буддизма. Слишком многое в этой философии зиждилось на необходимости забывать, отказываться от стремлений, привязанностей, желаний по причинам, несомненно важным для мирского равновесия, но не имеющим ничего общего с самоотрицанием. Но у Стивена были желания. Всегда были. В молодости он, старший сын фермера из Небраски, жаждал славы, жаждал лучшей жизни, в которой никто не посмел бы взглянуть на него свысока. В годы учебы в мединституте даже потеря почти всех родных не сбила его с курса – так уверен он был в том, что конечный успех оправдывает любые жертвы. Логики в этом не было, зато был результат. Он стал знаменитым на весь мир нейрохирургом, возглавил отделение, стал лучшим в своем деле – но при этом превратился в замкнутого, высокомерного, черствого и самовлюбленного говнюка. Жажда большего никуда не делась, и он не знал, чем еще ее питать. Еще больше зарабатывать? Еще больше прославиться? Спасти больше людей? Он достиг вершин своей карьеры, но удовлетворения это не принесло.
Ничего бы не изменилось, если бы не авария. Его машина слетела с дороги и врезалась в опору моста. То, что он выжил, было настоящей удачей, говорили врачи, но то, что для них виделось чудом, для Стивена было злой иронией судьбы. После аварии от его рук почти ничего не осталось, локтевые и срединные нервы оказались изорваны в клочья. Карьере хирурга пришел конец – он даже скальпель больше не мог удержать.
