С тяжёлым придыханием припадая почти на корточки, ухватил-таки самую нешуструю, как и сам, утку и потащил нервно крякающую к стоящему рядом пеньку. едва его «плахи» коснулась пушистая шейка, как раздался приглушённый удар давно не точенного топорика. «Могло быть, малой она будет», – подумал Архипыч и подался на всякий случай ещё за одной, более увесистой добычей. Хватаясь и проскальзывая потными руками по оперению бегающих от него крякуш, смог поймать за ногу лишь не очень-то и встревоженного такой охотой селезня-богатыря.
– Ты шч-ч-чё, старче, уже разуть глаза не можешь?! – издал громкие шипящие звуки с примесью свиста тот. – Я ж тута оди-и-ин, в едином экземпляре на все три десятка девок… Вот останутся они без потомства, так тебе жонка тожеть башку снесёт.
– Ух, говорливый какой попался! – буркнул себе под крючковато прикрывающий верхнюю губу нос запыхавшийся «палач».
Сгрёб концы затрепетавших крыльев и лапы селезня в свою кувалдообразную руку и занёс над ним уже окровавленный уткой топорик. Но тут шумно упала жердь перегородки, и с её затемнённой стороны внезапно появился гнедой ослик. Подскочил с несвойственной для него прытью почти вплотную к замершему от неожиданности хозяину. Он уже хотел было завершить свою топорную работу, но тот оттолкнул его руку ушастой головой в сторону.
– Иа, иа, иа! – зачастил раскатистым тревожно-металлическим голосом четырёхкопытный. – И-и-и-и… зачем ты это делаешь, басмач бессерде-е-ечный?! Меня вот ради своей выгоды кастратиком зробил да ещё и обозвал этим словом, а его и вовсе хочешь окастрюлить для свадебного брюха?
Резко развернулся с этими криками к хозяину задом и уже приготовился лягнуть его своей молоденькой жилистой ногой. Но вмиг осёкся, невольно проявляя необъяснимую жалость к мужскому паху. «Не совсем же я осёл, чтобы сотворить с ним такое», – подумал он и взмахнул своим, схожим с коровьим, хвостом. Да так, что его концевая кисточка хлёстко разлеглась по щекам Архипыча.
– Ну, и-и-и… ишачок, ты ещё и дурачок! – чуть не заговорил голосом испугавшегося ослика тот и пнул его по вспотевшему от волнения крупу. – Нынче даже люди-то друг за дружку так уже не стоят, а ты тут защитником какой-то утки заделался…
Гнедой и ушастый, едва удерживаясь на ногах, попятился к своей перегородке. А перекосившийся в лице хозяин в сердцах даже подумал: «За что это его прародителю так доверял сам Христос?!» Растерянно опустил на пенёк топорик и шумно отбросил затаившего дыхание селезня в сторону тоже притаившихся сородичей. «Да хватим им, молодятам-то, и одной этой утяшки, неча разъедаться на брачную ночку-то», – мысленно заключил Архипыч и потащил открякавшую своё житьё на бабкину кухню.
