Пискнула пару раз себе под нос и взобралась по рифленой стенке на стеклянную кромку. Заглянула внутрь, шевельнула усиками-«локаторами» и чуть ли не с радостью пропищала:
– Ой, запах-то больно уж знакомый… ну, как в той клетке, где меня сутки держали.
Но только хотела подумать о своих дальнейших действиях, как резко скрипнула входная дверь. Серая от неожиданности качнулась взад-вперед и свалилась в остатки разбавленного в колбе спирта. Успела лишь с писком вспомнить об оставшихся на воле «детках» и в бултыханье захлебнулась. Когда к столу подошла виновница её такого трагического испуга – уборщица в синей форменке, она уже не показывала признаков жизни.
– Мама родная… Чо здеся творится… И мыша така дорогая почему-то одна в колбе вверх лапками, вроде как купается… Може, то экс… экскремент у них такой? – прошептала женщина с тряпкой. ещё раз молча оценила загадочный антураж канцелярского места и тревожно поспешила к давшему ей давеча «очень сурьезный инструктаж» заву.
…Вспомнил сейчас о рабочем месте лаборанта и впившийся в него своим оптическим взглядом ветврач:
– Ты вроде как сказал, что мы у тебя вчерась немного «разведухи» не допили… А со стола-то убрал?
– Не по-о-омню, – замялся и тут же с предвкушением похмелья взбодрился Серик. – Что, разве пора идти заканчивать?
– Да не идти, а пужаться и лететь туда надо, лабор ты наш необученный! – почти крикнул ему на ухо Семёныч. И сердито потянул козырёк его бейсболки вниз, ударив им по кончику слегка искривлённого носа.
Едва они появились в двери кабинета, как здесь уже шумно жестикулировал завлабораторией. Глянул на них и нарочито тихим голосом, словно съедая местами или заменяя звук «р», спросил:
– Ч-что, и на похмелку пхишли-таки, бгатцы-спиртокрадцы? А где ещё тгое ваших вчеашних коллег по дегустации?
– Не-е-ет, Абрам Ильич… м-мы-ы-ы… – попытался отпарировать почти по-гусарски прикрывший собой ветврача Серик.
– Говоите, нет, не похмеляться? А-а, значит, поминать мышку заявились-таки, сегдобольные вы наши… И хоть знаете, ч-что она стоит, эта сильно ва-а-ажная для нас линейная особь?! – перешел на должностной тон завлаб.
Достал из нагрудного кармана своего белоснежного халата небольшую лупу и, как будто пытаясь более детально диагностировать случившееся, направил её на серую утопленницу. Присмотрелся, едва не касаясь колбы своей черной стриженой бородой, и с притопом заключил:
– Вот ч-что я имею сказать, габотнички мои… Надуть меня, стагого евгея, ещё никому не удавалось!
