- Хапают-хапают - злорадствовала вездесущая Гадина - Ещё как покупают! Берут все, кому обидно, что Гитлер не видел в русском человеке арийца. А счастье было так возможно!
Когда до цели оставалось пять ступенек, от стенда с музыкальной прессой отделилась похожая на согнутую в дугу салями, фигура Головастика. Он синячит в клубе до утра, потому что получил деньги за дюжину экземпляров романа "Эл-Эс-Демоны с хвостами-гитарами" Бона Мак Смрэда. В дальнейшем, Головастик станет говорить, что находился в этот момент "в сортире", а от стены, якобы, отделился его боди-дубль, и прочую булгаково-стругацкую пошлятину. Однако, поэтесса Сруль, автор двух поэтических сборников "Жмыхи" и "Крайности", а также книги очерков "Оргазм в наручниках" настаивает, что это был именно Головастик. Мелькнул, точно маятник в проёме входа, и подводной тварью ринулся под ноги Крюку. Несмотря на живот и зычный голос, Коржев имел слабые ноги - "рахитичные", как ядовито уточняют порвавшие с фашизмом холуи-малолетки, поэтому он не устоял, преткнулся о хребет Головастика, замершего на миг в позе Нуит с известной дощечки №666, и полетел на Срулика, которая задумчиво посасывая палец брела к выходу в жарких кожаных штанах.
Есть яйца из кожи,
Есть боги из глины,
Места, что безбожно воняют.
Мне имя Геенна, мне Кедр не поможет,
Я сатанистка плохая.
Я скверная, скверная
Парни со мною страшатся езды.
Скверна? оттого, что сквозь скверну наверно
острее сияние адской звезды
Сруль трое суток не ночевала дома. Стоял июнь, пекло мозги. Слюна шипела, сплюнутая на жесть. От асфальта, как от волчьих испражнений поднимались прозрачные пузырьки неопознанных инфекций. Барахлишко пора было постирать, не помешало бы и самой как следует вымыться. Вывернуть карманы, пока никто не видит. Отмокнуть.
На армейском загаре Сруля черно поблескивает железный крест. "Наша" думает Крюк, сжимая в полёте чипсы, его собственный крест, между тем, вылетает из-за пазухи и готов вонзится в одно из выпуклых очей девчонки. Мю?дэ (усталый) Срулик вяло протягивает руку, отстраняясь (жест слабоумной Лизаветы у Достоевского) от туши Коржева с крестом. Синий острый ноготь весь в грязи - чёрт знает, куда лазил им эти три дня Сруль своему миньону-сатанисту Платошеньке.
Вроде бы никто не пострадал. Головастик, как ни в чём не бывало, отряхнул колени немодных штанов, потрогал - целы ли очки и, вставив в зубы "честерфильд", без извинений смотался на воздух. Коржев, удостоверившись, что не задавил Срулика, а всего лишь озадачил, откинув назад сальные пряди, прошествовал на кухню, где его поджидал хозяин клуба-лавочки. Сруль, склонив головку набок, небрезгливо посасывала указательный палец. "Чуть не сломал" думала она детские мысли. "Почему эти подонки все адски валятся на меня?"
