Подвиг, 2010 № 05 | страница 47



— Ну, мы-то с тобой знаем, что он не людоед, — подмигнул мне Левонидзе. И добавил: — По крайней мере, не в данное время и не в данном месте.

Это было верно, пришлось согласиться.

Водки они, братья Топорковы, вкусили изрядно, поскольку сидели, осоловев. Но, кажется, вновь примирились. Вот ведь до чего странен и необъясним русский человек! Его родной брат предаст, а он все простит, даже найдет объяснение своему прощению.

Левонидзе приготовил для Топорковых последнего козырного туза. Я почти и не вмешивался в последующий пасьянс. Лишь фиксировал психомоторные реакции. Для своих аналиических выкладок о природе человеческого рода.

— Вернемся опять в прошлое, — произнес Левонидзе, расхаживая по комнате со своей папкой. — На сей раз речь пойдет о… вашем старшем брате, Николае, генерал-майоре бронетанковых войск.

— А он-то тут при чем? — насторожился Владимир. Алексей молча плеснул водку в рюмку, но пить не стал.

— Александр Анатольевич, пересядьте, пожалуйста, в это кресло, спиной к камину, — предложил мне Левонидзе. — Вы будете изображать у нас генерала.

— Извольте, — согласно кивнул я и выполнил его просьбу.

— Что еще за новые фокусы? — недовольно пробурчал Владимир.

— Сейчас узнаете. А вы, господин полковник, садитесь сюда, к окну.

Алексей с рюмкой переместился на указанную позицию.

— И что дальше? — спросил он.

— Восстановим ситуацию августовского вечера 1991 года, — продолжил Левонидзе. Он заглянул в папку и полистал какие-то бумаги. — В тот день ваш старший брат находился в квартире один. Он был действительно очень подавлен после неудавшегося путча. Следствием установлено, что Николай Топорков был связан с маршалом Ахромеевым. То есть был непосредственно причастен к заговору военных. Впереди неминуемая отставка, возможно, арест. Тюрьма, позор и все такое прочее. Но главное, конечно, крушение всех идеалов.

— Да-да, — подтвердил Владимир, — мы об этом уже говорили.

— Но вы не сказали о том, что никакой предсмертной записки найдено не было. — Левонидзе снова заглянул в папку. — Кроме листка бумаги с непонятной фразой: «Эники-беники ели вареники, все слопали, мне ничего не оставили, а энику я шею-то сверну!» Согласитесь, что для человека, готовящегося совершить самоубийство, звучит сие довольно странно и глупо, если только это не клиент Александра Анатольевича?

— Николай не был сумасшедшим, — произнес Алексей и залпом выпил.

— Нет, нисколько, он был необычайно трезвым и волевым человеком, — сказал и Владимир. — А то, что написал, к делу не относится. Просто любил черкать по бумаге, когда пребывал в задумчивости.