Или другим – вдоль заводской кантины[17], где те, кому положено, получают свои бутылки с молоком (йедем дас зайне – каждому свое), где у грохочущих размеренно штампов стоят в одном ряду, рядом, черноволосый, застенчивый парижский итальянец Марио и степенный, очень похожий на немца француз Жозеф с «Рено».
И я выбираю второй путь. А там, конечно, нельзя удержаться, чтобы не перекинуться парой слов с Марио. Но грохот здесь адский, и я делаю знак – перекур. Марио покорно выключает штамп, то же делает и Жозеф. И мы выбираемся поболтать о Париже и о многом другом в немецкую уборную-курилку. Она расположена по пути в заводоуправление. Здесь спокойнее и чище, чем в «клубе красных», в другой отдаленной уборной-курилке, которую облюбовали иностранцы (у них красные повязки).
Вдоль стен негусто стоят спокойные чистенькие немцы-рабочие. Задумчиво дымят сигаретами, не спеша перебрасываются словечками, замечаниями. То же мне патуа[18], этот берлинский жаргон. Уборная считается привилегированной, и нас могут из нее попросить. Сюда на короткий перекур забегают вечно занятые мастера, и даже инженеры. Заходят покурить заводские полицаи. Накурившись и послушав степенные разговоры, полицаи идут в «клуб красных» – вышибать бездельников-курильщиков.
В заводоуправлении меня быстро отпускают. Красавица Урсула, абсолютно равнодушно на меня поглядывая, разносит мои требования в картотеке. Возвращаюсь сравнительно быстро в цех, забираю свою тележку и уже другим путем тащусь на склад.
Удобно. Целый день на людях. То в том конце завода, то в другом, и все на законном основании.
Мне очень неплохо на заводе. После вернетовских финальных голодовок я полностью оправился. После пяти лет войны и лагерного безделья простой, несложный физический труд для меня наслаждение. К тому же все это временно, я непременно вернусь к себе на Родину. Скоро. Может быть, на днях. А там все будет еще лучше. И я полон радужных надежд и симпатий к окружающим меня простым трудовым людям, таким вот разным. У меня немало друзей.
Я внешне беспечен. Легко расплываюсь в улыбке при каждом новом знакомстве, при каждом разговоре. Но не все они интересны, не все затрагивают главное. И я упорно и настороженно ищу настоящих друзей, ищу своих. По-настоящему дружить можно только с политическими единомышленниками, потому что я ни на йоту не изменил своим политическим убеждениям. Потому что пролетариат – могильщик капитализма, фашизм – кровавая диктатура буржуазии, а Германия – родина Маркса и Энгельса – подготовлена к социалистической революции, поскольку она очень индустриализирована.
