Квартирную хозяйку в Йоханнистале напугали наши внезапно ставшие постными лица, и она вежливо, но безапелляционно попросила нас освободить комнату.
Мостовой кран, скрежеща и лязгая, тянет по воздуху новую раму. Эмиль Кирхнер, отступая перед ней, что-то семафорит крановщику. Гнат и Пауль, налегая на еще раскачивающуюся, опускающуюся раму, заводят ее на место.
Усатая бритая голова Олле мелькает среди полуготовых выключателей.
На испытательной станции хлопают первые разряды-молнии. Пахнет озоном. Кругом гудит.
Обычный трудовой понедельник. Кажется, 3 ноября сорок первого.
Все, как обычно. И только я с опаской поглядываю сквозь решетки стеллажей, из-за ящиков на ворота. Жду, вот распахнутся они и в цех на склад ворвется свора. В черном. Из тех, кто туп и подл, кому поручено «держать и не пущать», и сокрушать, выметать измену – хохферрат, из тех опричников-фанатиков слуг фюрера, которым ничто не стоит предать родного отца, и размозжить о камень голову ребенку-иудею, и наблюдать в глазок, как корчатся в предсмертных судорогах под газом люди. Из тех, которые идут за фюрером в море крови, те, про кого на заводе говорят: «Э! Этот не удался! Пошел в СС».
Но все, как обычно. Значит, никто не знает, чем мы вчера занимались. Значит, никто не читал.
Неужели успели замазать, сорвать наклейки? Все до одной, как ту, мою последнюю – на железных перилах моста через Шпрее, в десятке шагов от завода.
Шел утром с электрички в толпе рабочих через мост. Так и подмывало толкнуть рядом шедшего: «Это что там написано? Вот здесь». Отчетливо помню, именно здесь торопливо облизнул наклейку (какая там к черту вата), бац – приклеил, пустую коробочку – в воду и ходу. Но нет наклейки, нет ничего, кроме мазка чуть более свежей, такой же серо-зеленой краски. А под краской только мне заметно горбится моя наклейка. Вот гады, подумать только, такие переживания за вчерашний вечер, а вся работа, что говорится, насмарку. Успели даже краску подобрать. Закрасили!
Не стряслось ли чего с Марио? Стоит ли за штампом щуплый курчавый Марио? Проверить или выждать? Эх, да чего более естественного. В заводоуправление схожу тем боковым проходом…
Ура! Еще издали вижу. Стоит Марио. Стоит за своим штампом. Ну вот, видишь, зря тогда волновался.
– Са газ[34], Марио?
Оборачивается. Смотрит сперва испуганно, а потом с хитрой усмешкой, весело.
– Са бум, уи[35]!
Молодец, Марио. «Рот фронт!» Перекур потом. Главное, стоит у штампа мой друг, французский коммунист-итальянец Марио.
