– Я знаю. В книге читала…
– Вот, Ирина, старшая моя сестра, замужем за цареградским царевичем.
– Да хоть бы и царевич, а попадется такой, как Юрий… Слушай-ка, Ростислав Володаревич, ты все законы знаешь, а скажи мне: если женатый человек в блуд ударяется с рабой, за это наказание полагается?
– А то как же! – с готовностью ответил Ростислав. – «Если кто, имея жену, блудит с рабой, то мужа того бить, а ту рабу князь продаст в другую волость, а деньги за нее раздать убогим». Это если со своей рабой. А если с чужой… Ты чего?
Он заметил, как при этих словах вдруг изменилось лицо девушки: ожесточилось, замкнулось, в глазах засверкал гневный огонь. Значит, Прибаву следовало бы продать в другое княжество, деньги раздать убогим, а Юрия бить плетьми! И сколько таких женщин следовало бы распродать и сколько плетей пришлось бы ему принять с тех пор, как его обвенчали с девочкой-недоросточком, если бы князья подчинялись церковным законам наравне с прочими!
– Ничего! – Прямислава отвернулась, стараясь выровнять дыхание.
Она чувствовала себя женой преступника, грешника, от которого Бог и ангелы отвернулись! Но разве может быть она сама чиста, если муж ее такой!
А Ростислав пытливо заглядывал ей в глаза. У него опять возникло подозрение, что эта девушка из тех, кто подлежал бы продаже в чужую волость, если бы князья подчинялись законам.
– И как это княгиня Юрьева не боится такую красоту рядом с собой держать! – с нарочитым безразличием обронил он. – Будь я Юрий, то рядом с тобой никакой бы жены не заметил.
В смятении пряча лицо, Прямислава попыталась отстраниться, и тогда он схватил ее за обе руки и горячо зашептал, склоняясь к ее голове, покрытой темным платком:
– Не бойся меня, поверь: все, что хочешь, для тебя сделаю! Ты мне только скажи, кто ты на самом деле, вольная или раба, чтобы я знал! Если ты Юрия раба, то забудь про него, не отдам, хоть пусть войной идет! Сам у княгини выкуплю, не продаст – украду, недаром же я половец! – Он усмехнулся. – Будешь со мной – никогда я тебя не обижу, и платок этот черный, ну его к лешему, одену тебя в паволоки и оксамиты, будешь у меня как княгиня сама!
– Пусти, пусти!
У Прямиславы кружилась голова от его шепота, от его теплых рук, от этих слов, в которых звучала подлинная страсть, с которой она никогда не сталкивалась и о которой никогда не слышала. Сердце сильно билось, дышать было трудно, а в душе смешались ужас от новизны и опасности этого положения и какая-то странная, желанная отрада!
