Он улыбается, смотрит мне прямо в глаза и у меня перехватывает дыхание, когда я понимаю, что он наконец-то здесь, обращается ко мне и только ко мне.
— Сейчас.
— Тебе следует извинить Рио, — говорит Скотт. — Он у нас поэт.
— Как-то так. — Рио закатывает глаза и обрывает ту связь, и я ощущаю, что снова могу дышать.
— Спроси его, какие стихи он пишет, — лицо Скотта преображается от глупой улыбки. Тайлер наклоняется через меня и сочувственно гладит Рио по ноге.
— Что за стихи ты пишешь? — Спрашиваю я ровным голосом.
— Поэму! — кричит Скотт. — Он сочиняет поэму!
Рио пожимает плечами.
— Всё так.
— Поэма? Что это значит?
Он кладёт свой блокнот в сумку, снова поворачивается ко мне, и клянусь, я физически ощущаю на себе его взгляд. Его глаза настолько прекрасные и я надеюсь, что он начнёт смотреть на кого-нибудь другого.
— Длинная-предлинная. По всем обычаям. Начинается с кульминации истории, в ней всегда есть загадка и такой строгий размер, что приходится взывать к музе. В моём случае — это Каллиопа.
Получается немного схоже с сюжетом «Иллиады» . Знакома с ней?
— Конечно. Я читала её по ночам, пока никто не видел, на своём ноутбуке.
Все окидывают меня странным взглядом.
— Почему? — спрашивает Тайлер.
— А, мама не очень-то симпатизирует грекам.
— Серьёзно?
— Ну да. Не поклонница. Поэтому мне приходилось тайком читать «Иллиаду» и «Одиссея».
— Я-то думала, что у меня странная мама, запрещающая мне читать книги о вампирах, — говорит Тайлер. — Тогда не рассказывай ей о том, что знакома с Рио.
— Почему?
— Полнокровный грек, — он смеётся, показывая свою ямочку и свою кожу, которая тоже совершенство. Может со мной что-то не так, раз я хочу видеться с ним ещё больше, просто потому что он грек и это убьёт мою мать?
Тайлер что-то шепчет Скотту на ухо, и они оба подпрыгивают.
— Сейчас вернёмся! — Говорит она, и, взявшись за руку, они устремляются куда-то вдоль берега.
— Они ведь уходят, чтобы вдоволь нацеловаться? — Спрашиваю я, хмурясь.
— Возможно.
— Не круто.
Я и Рио сидим, глядя на океан, в то время как солнце ускоряет своё погружение. Я чувствую, что мне следует продолжать смотреть на воду. Она мерцает своим блестящим, темнеющим синим цветом. Это потрясающе. Мне стоит приходить сюда в это время каждый вечер. Теперь меня не беспокоит близость с водой.
— Итак, — спрашиваю я, ощущая его справа от себя, и желая поговорить о чём-нибудь нормальном, — почему поэма?
— Знаю, тебе покажется странным, но это не то, что каждый хотел бы прочесть. Я вырос на подобных историях, на мифологии и поэма — красивый способ придать миру значимости. К тому же, я питаю большие надежды, что моя поэзия принесёт именно то, что я действительно хочу. — Он нарочно делает паузу. Он хочет, чтобы я спрашивала его об этом.
