Керме не терялась — на её взгляд, всё как раз было понятно — но послушно закивала.
— Я прихожу по зову шаманов, — церемонно сказал он. — Шаманов и камов, как называют их в горах. Выполняю различные их поручения. Слишком много тех, кто приходит к ним за какой-либо услугой, но слишком мало тех, кто может придти им на помощь и не чурается вымазаться по локоть в крови. Точнее, я никого ещё не встречал. Меня отправляют ловить двойников, когда те уже почти вытеснили человека из этого мира и заняли его место. Тело лежит в юрте шамана, но почти ничего не весит, и его можно поднять одной рукой. Только и знает, что еле заметно дышать, в то время, как его двойник, прозрачный, как туман, скитается по лесам или по степи и до смерти пугает лошадей, собак и чутких людей, которые могут его заметить.
Керме устроилась поудобнее на его коленях. Ей стало интересно.
— Они зовут тебя потому, что ты можешь проехать везде и на своём коне легко прыгаешь с горы на гору?
— Ну, не совсем везде. В глухую тайгу не могу забраться даже я. Слишком часто там стоят деревья. Они зовут меня, потому, что когда-то в этом самом шатре меня вырастил шаман. Я — сын шамана и женщины из небесных кочевий. Из тех, что уже умерла, но иногда спускается на землю, чтобы навестить многочисленных детей. Бывает, в середине осени вдруг вновь распускаются сечьи. Маленькие белые цветы. Выходишь утром из шатра, а вокруг всё благоухает. Значит, небесный человек где-то рядом, и, наверно, он сидел у изголовья твоей постели. Ещё один знак — если на тыльных сторонах твоих рук, а ещё на ключице вдруг оседают капельки росы, хотя спишь ты не снаружи, а в шатре. Если потухший огонь вдруг начинает шипеть и плеваться среди остывших углей — это тоже знак. Эти люди выходят изо рта идолов и так же уходят. Но если утром шаманы закрывают идолам рты, беднягам приходится возвращаться пешком.
Шона перевёл дыхание и продолжил, поглаживая Керме по голове.
— Родив меня, она поднялась по бороде Тенгри, и я в общем-то никогда её не видел. Отец в конце концов сошёл с ума. Сказал мне, что он-де живёт на туче. Как будто не замечал всю жизнь, где стоит его шатёр… И на нервной почве провалился вниз, чтобы умереть в полёте от разрыва сердца. А я, погоревав, отправился на заработки.
Керме сидела с открытым ртом. Она пыталась вплести рассказ в привычный мир, но этот камешек явно был больше и непривычной формы, чтобы лежать рядом с остальными.
— Вот и вся история, — подвёл итог Шона. — Никто не хочет связываться с камским прихвостнем. Они считают, что я приношу несчастье и за моим левым плечом всегда стоит смерть. Когда у тебя такая дурная слава, жить становится легче. Поэтому я не спустился вниз, чтобы носиться по степи, поднимая с земли колосья ковыля, и пировать в тёплом кругу, а остался там, где я есть.
