— А где же он возьмет лисе ошейник? — сказал Атс маме, словно упрекая ее за то, что она забыла о таком важном деле.
— Конечно, конечно, — согласилась мама с сыном, — за ошейником он непременно пойдет, без ошейника не обойтись.
— Почему же он тогда спит? — спросил Атс. — Он же может опоздать. Пойди разбуди его!
— Пускай поспит, устал ведь он. Зато потом будет шагать побыстрее, так что все равно вовремя поспеет.
— Будет делать вот такие шаги, — сказал Атс и показал, какими большими шагами будет идти отец, когда соберется наконец в лавку, чтобы принести лисе ошейник и пряжку золотистого цвета.
Атс снова и снова показывал маме, как будет шагать отец, с каждым разом все шире расставляя свои коротенькие ножки, а потом даже поскакал: ему все казалось, что шаги у него недостаточно большие. Когда он прыгнул изо всех сил, так что дальше уже не смог, он спросил у мамы:
— Неужели папа и вправду так побежит в лавку?
— Ну, так-то он навряд ли сумеет, — рассудила мама, — папа ведь у нас не молодой, а ты прыгун что надо.
— А как же папа пойдет? — спросил Атс.
— Пойдет, как старые люди ходят: о-пади, о-пади, о-пади. А ты шагаешь — кыпс, кыпс, кыпс, а если бежишь, то — тип-топ, тип-топ, так что земля гудит!
Теперь Атс стал показывать маме, как ходят старые люди и как ходят дети: он то сгибал колени и волочил ноги по земле, то быстро-быстро шлепал по траве и по тропинке, ведущей к колодцу, то бежал, изо всех сил топая ногами, чтобы было слышнее.
— Ты слышишь, как я бегу? — спросил Атс у мамы.
— Ты так бежишь, что земля дрожит. Чего доброго, перепугаешь кротов в их норах и дождевых червей, и они спрячутся глубоко-глубоко. А если пана вдруг соберется на рыбалку, начнет искать червей и ни одного не найдет, что мы тогда будем делать? Кроты — дело другое. Это хорошо, если ты отгонишь их подальше, а то вечно они подкапываются под капустную рассаду и брюкву. Да и луг за домом весь в кочках из-за кротовых нор, только коса о них тупится.
Так мама объясняла Атсу, к чему может привести его беготня, а он бегал все быстрее, поднимая все больше шума. Это продолжалось бы, наверное, еще долго, но тут с Атсом приключилась беда: он ударился босой ногой об острый камень, прятавшийся в траве. Атсу было очень больно, а когда из пальца пошла кровь, стало еще больнее. Единственным средством от боли были слезы. И он громко и жалобно заплакал и не умолкал до тех пор, пока мама не принесла чистую тряпочку и не перевязала окровавленный палец. Потом она разыскала в траве злополучный камень, положила его на ладонь, показала Атсу и сказала:
