— Пойдем, дядя Антон, на улицу. Что-то здесь душно, — поднялся из-за стола Федор.
— Пошли, лесом подышим, — согласился Антон.
В небе, между редких, быстро бегущих туч, синими и чистыми искрами дымились звезды. Полная луна светила над притихшим лесом. Смутные тени бродили на поляне. Воздух пах уже не одной сыростью — пах он хмельно малинником, лебедой, соками. Чувствовалось близкое тепло, настоящее лето.
Где-то левей дороги, на озере, прокричала сонно и и тягуче птица.
— Выпь, — сказал Антон, к чему-то принюхиваясь и вслушиваясь.
Ступал он бесшумно, точно ноги его были завернуты в мягкое. И сам Антон весь был мягкий, тихий и убаюкивающий, как ветер.
— Пойдем-ка спать, а утро покажет, — Антон обнял Федора за плечи, будто отец сына.
Бывает же такое: после ненастья жгучее солнце ударит по земле, и все озарится новым светом. И Федор, проснувшись, почувствовал освобождение. Черные мысли исчезли. Любка жила еще в нем, но уже какой-то другой, обособленной, малознакомой жизнью. Федор собрался в путь. Антон проводил его до опушки.
— Оживает, смотри-ка, и лес, — вздохнул он и разгладил в своих корявых ладонях тоненький зеленеющий побег на разбитой снарядом березе.
Федор протянул руку.
— Спасибо, дядя Антон.
— Куда надумал?
— Недалеко тут зайду… А потом не знаю.
— Ну и добро. Бывай, Федор. Дорог, брат, много. Бывай! Всяк должен по своей идти.
«Сколько хороших людей рядом!» — думал Федор, шагая по большаку. Над головой светлело, распогоживало.
VIII
Справа и слева тянулось нескончаемое заболоченное мелколесье. Далеко впереди, где краснели крыши, вилась белая пыль. Рядом с дорогой сочно, набирая силу, пестрел луг. Мимо протарахтел грузовик. Девчата, сидевшие в кузове, забросали Федора желтыми ромашками. Жизнь все-таки катила по своим дорогам вперед. Тучи рвало в клочья, расталкивая их за горизонт, — чистая синяя полоса все ширилась в небе. К обеду начало припекать солнце, и все сушилось после вчерашнего дождя, сверкало и грелось. Теплый пар вставал из низин. В одном месте до одури пахло заячьей капустой. Федор нарвал этих голубеньких цветочков целую охапку. На дне крошечных желтых чашечек, как слезинки, блестели капельки влаги.
За полдень он свернул на луговую тропинку. Перешел вброд Рясну. На отлогом берегу, криво воткнутая в землю, стояла фанерка с надписью: «Разминировано 16. VIII. 43 г. Сержант Махоркин». Поодаль, пробитая спереди пулей, валялась наша каска. Федор хотел повесить ее на фанерку, но, нагнувшись, замер.
