«Ребенок?! Откуда? Не понимаю…» — Иван оглянулся. Рядом худой солдат тоже смотрел изумленно.
— Это бывает, — сказал он, — такое я видел.
И спеленали как следует, должно быть, рассчитывая, что в добрые руки он попадет не скоро, и даже соска — голубая резиночка — болталась на нитке. Мигнув синеватыми глазенками, ребенок пошевелился как мог и задергался так, как это бывает, когда дите резвится около матери.
— Самый настоящий, — пробормотал Иван.
Худой солдат, махая руками, побежал к вагону, как бы говоря: «Ты как хочешь, а я знаю, чем пахнет эта история». Он оглянулся, поправил шапку и прыгнул в вагон; впереди, в сосняке, шипел паровоз, пробуя стронуть эшелон.
Иван несмело приблизился к ребенку, нагнулся, взял сверток в руки, держа перед собой, как заряженное ружье, и неуверенно пошел.
Ребенок продолжал громко плакать.
Иван на ходу прыгнул в вагон и выглянул наружу.
Тесовый барак и кладка дров, кружась, утекали назад, перепадал тихий снежок, мережили с боков, простираясь до самого горизонта, подернутые тушью сумерек леса.
III
Девушка поднялась со скамьи, изумленно расширила глаза.
Иван шагнул к ней.
— Дар природы.
Девушка продолжала стоять молча.
— Какая-то сволочь подкинула. Вот, — он протянул ей ребенка. — Подержи-ка.
— Где ты его взял?
— Я говорю: одарили.
Она взяла и тоже стала держать в вытянутых руках, а Иван думал, как быть дальше и куда деть найденного ребенка.
Долгое время они ехали молча. Колеса под полом туго и радостно толкли рельсы. Покачивало.
— Положи на скамью, — приказал наконец Иван, — не стоять же так!
Но на скамье ребенок начал громко, жалобно плакать.
Обозленный и растерянный, Иван произнес:
— Ну дает! — И спросил озабоченно: — Твое мнение?
— Сдай куда следует на первой же станции.
— Сдам, конечно!
Вагон уже налился темнотой, и ребенок постепенно умолк. Его убаюкивали сумрак и покачивание.
— Чем же его кормить? — тихо спросила девушка. — Мы и сами-то не емши. — Она вдруг смущенно и стеснительно рассмеялась.
— Ты чего? — спросил Иван.
— Течет же! Глянь…
— Вполне понятно. И ты текла. Распутай пеленки, — сказал он.
Оттуда, из розовых тряпочек, шибануло живым теплом. Иван радостно гмыкнул, откинул назад жесткие волосы.
— Сменить бы надо. Подожди. Я рубаху разорву.
От ворота через подол, пополам, с треском разодрал, примерил и, ликвидировав рукава, протянул девушке:
— Сгодится. Валяй.
Очутившись в сухом, ребенок затих на короткое время.
Иван закурил и, подумав, что нельзя, вредно ребенку, неуклюже разогнал рукой дым.
