– Да где там довольно, – краем рта усмехнулся Иван. – Все татарам в уплату ушло. Отцу и мне, да двору отцову чуток перепало ради чести.
– Это с каких пор честь стали краденым церковным золотом отмеривать? – осведомился Протасьев, потирая бритую голову.
– Погоди, Захар, – остановил его князь, хоть и сам был не против услышать ответ, – не сбивай гостей. Пускай расскажут, для чего Даниле Борисычу нужно столько серебра, что даже взятого с разбоя во Владимире не хватило.
Иван переглянулся с воеводой. Тот едва заметно кивнул.
– Тебе же известно, Юрий Дмитрич, что Булат-хан еще два лета назад пожаловал моему отцу ярлык на его отчину, Нижний Новгород. А твой брат восстает против воли хана, не дает отцу Нижнего и держит там крепко своего наместника. Но отец свое возьмет – если не правдой, так силой. И татары ему помогут. Жукотинские да булгарские князьцы уже дали согласие. Мордва тож по знаку готова встать на лыжи. Самое позднее через месяц отец выступит с ратью. Но князьцы потребовали часть уплаты загодя. Знают, что в Нижнем мало чем можно поживиться. Если отец не найдет серебра, татары все равно пойдут с ним на Русь и возьмут свою долю силой. До московских земель путь недолог. Может быть, ты, Юрий Дмитрич, спасешь земли своего брата от нового разора, заплатив князькам? Ты ведь на то и писал отцу, что мира с ним хочешь?
Иван говорил как будто с ленцой и спокойствием, уперши затылок в стену, но Юрий видел в его расхлястанной позе тугую пружину ненависти. Этому чувству было немало десятков лет. Оно переходило в роду суздальско-нижегородских князей по наследству от отца к сыну, от дяди к племянникам. Злоба к Москве, выбившей из-под них не просто опору, отчую землю, а некогда и сам великокняжеский стол.
И ведь как повернул, выползок змеиного гнезда, думал Юрий, вдруг успокоившись. Точь-в-точь повторил белозерского старца: уступи, только чтобы не лилась кровь христианская. И брату своему тем самым милость и любовь окажешь, людей его и землю от татар поможешь сохранить.
– Верно ли, что Данила Борисыч может через месяц выступить с войском? – отнесся он к Карамышеву.
– Только коней поседлать, князь, – подтвердил воевода.
– А чем сам Данила Борисыч готов расплатиться за этот мир? – подал голос Семен Морозов. – Что даст за звенигородское серебро? Или он только татарвой умеет пугать, а добрых слов от него не дождешься?
– Если с нами по-доброму, – Иван приложил руку к сердцу, – то и мы на добро не скупы.
